Так не строят!

«Вот тебе и свобода воли! Гаркун бы послушал сейчас… По доброй воле от воли отказаться и себе не принадлежать! И ведь все сами в этот хомут лезут – не удержишь… Даже Веденя этот… Его на смерть не пустили, а он от этого как в воду опущенный. Во как! А ты-то сам, Кондрат? И ведь уже назад пятками не согласишься!

Это что ж получается, ети его? Я теперь по доброй воле с ними? Ну, себе не принадлежу – понятно, а кому? Лису, Корнею? А они?»

– Вроде бы! – передразнил Филимон. – Только начинаете ещё! Вижу, спросить хотите? Так давайте, не мнитесь, как девка по первому разу на сеновале!

– Филимон, а кто всеми нами владеет-то? Вот от него, – Сучок кивнул в сторону воинского ученика, – до воеводы Корнея и князя?

– Служба, Кондрат, воинская стезя и честь! – голос ветерана звучал торжественно. – Товарищество боевое! Мы землю храним, собой её закрываем, оттого над судьбой своей не властны. Привыкай, теперь и ты с нами!

– Вот оно как… – ни к кому не обращаясь, пробормотал Веденя. – Дядька Лука о том же толковал…

– Да, так! Пока в землю не ляжешь! – в негромком голосе наставника послышались отзвуки Перунова грома.

Плотницкий старшина и десятник воинских учеников согласно кивнули.

– Ну, а коли над собой у вас воли нет, – уже другим голосом продолжил Филимон, – ответствуйте мне, голуби – вы хоть чего-нибудь жрали сегодня?

– Нет вроде, – выдавил после некоторого размышления Сучок, а Веденя просто отрицательно мотнул головой.

– Так и знал, – наставник беззлобно усмехнулся. – А ну давайте в трапезную, а оттуда в люлю! Там над моими словами и подумаете. Узнаю, что ещё ночью шлялись, – вот вам крест, велю в темницу посадить для вразумления! Брысь отсюда, мыслители!

Сучок всю ночь проворочался без сна на своём тощем тюфяке. Толпы, сонмы, стада и легионы мыслей, страхов и тревог одолевали старшину. Не за себя он тревожился, не за Алёну даже, хотя при мысли о том, что с ней может что-то случиться, мастера прошибал пот. Как бы не впервые в жизни раб божий Кондратий думал не о себе, не о немногих близких людях, не об артели, а о чём-то большем, вмещающем в себя всё, что так дорого – если не как океан каплю, то уж как озеро точно. И михайловские, и ратнинские, с которыми он недавно хлестался чуть не до смерти, и лесовики, и даже неведомые погостные стали своими – Сучок сам не заметил как. Просто в голове само собой появилось слово «наши» – и оно вместило всех.

Невдомёк было мастеру, что сегодня такие выводы делал не он один – своими начали осознавать друг друга отроки Младшей стражи и ратники сотни; лесовики, издревле поклонявшиеся Велесу, увидели в христианах и воинах, славивших Перуна, не пришлых завоевателей, а родню, чья кровь за сотню лет густо перемешалась с их собственной; что страшный Корней-Корзень ныне держит меч против общего врага, прикрывая собой всех без изъятия. И уж совсем удивительным открытием оказалось для лесовиков, что под знаменем Корнеева внука в бой пошли и их родовичи. Общий враг объединил всех.

Следующий день прошёл в делах и тревогах, а за ним последовала ещё одна полная неизвестности ночь. Утром третьего от получения вести о находниках дня дежурная смена уже привычно поднялась на стены, а всё остальное население крепости занялось всякоразными делами, которыми всех в изобилии обеспечили боярыня Анна, наставник Филимон и Сучок. Как оказалось, к неизвестности и угрозе тоже можно привыкнуть. Сучок с Филимоном как раз обсуждали, сколько можно снять людей со стен для строительства, когда к достопамятной лавке подбежал отрок из Ведениного десятка.

– Господин наставник, – принятое в Михайловом Городке титулование легло у парня на язык само собой, – со стороны Ратного верховой показался! Один. Гонит – страсть!

– Добро! – отставной десятник поднялся на ноги. – Беги, боярыне сообщи!

– Слушаюсь! – Воинский ученик звякнул кольчугой и скрылся за углом.

Филимон и Сучок споро поднялись на воротную башню. Пока они добирались до верха, гонец уже доскакал до берега Пивени и погнал коня в воду. Тот заупрямился.

– Это ж Лёвка – гонец из Сёмкиного десятка! – опознал всадника стоявший тут же наставник Тит.

– Точно он! – Филимон приставил ладонь ко лбу, закрываясь от солнца.

– С какими вестями только? – не выдержал Сучок.

Судьба решила не оставлять его в неведении.

– Побили!!! Ляхов побили!!! – завопил во всё горло мальчишка прямо с того берега реки. – Всех до единого! Под корень!

Глава 4

Сентябрь-октябрь 1125 года. Михайловская крепость