Так не бывает, или Хрен знат

Мы с попом становились на ноги, обрастали нужными связями. Я приоделся, он провёл себе телефон. Брат Серёга заезжал иногда занять денег на сигареты из-за задержки зарплаты. Заметили нас и местные рэкетиры. От меня отвязались быстро. Задали только один вопрос: кем мне приходится начальник следственного отдела. Услышав ответ, вежливо раскланялись и ушли. Я даже не понял, кто это такие.

А вот батюшку хотели конкретно взять «на хапок». Лучше бы они это не делали. Из Краснодара приехали два человека с глазами живых мертвецов, погрузили «смотрящего» в багажник крутой иномарки и куда-то на неделю увезли.

Кем они были, сказать не могу. То ли однопартийцы из РНЕ, то ли товарищи по оружию, с которыми наш поп воевал в Приднестровье, Абхазии и Югославии. А может, один из клиентов подсуетился. Мы в то время работали на двух крутых бизнесменов, мечтавших подвинуть батьку Кондрата на посту губернатора края. Тоже люди очень серьёзные. В кабинет к «самому» я был не вхож. Но достаточно сказать, что зарплату на всю бригаду мне выдавал Толик Пахомов – будущий мэр города Сочи. Он меня почему-то считал своим старым знакомым. Всё спрашивал, не пересекались ли мы с ним по комсомольской работе?

В общем, с Любкой мы познакомились, когда доллары у меня выпрыгивали из карманов. Привёл в дом. Думал, за матерью будет смотреть. Фиг вам, на следующий день подрались. Да так, что у новой моей половины защёлка от левой серьги отвалилась. Мамка, как и я, правша. Искали вдвоём, не нашли. Наверное, в щель на полу провалилась.

Ладно, думаю, не бросать же? Ну, бывает, характерами не сошлись. Ухаживать за психически больным человеком та ещё судорога. Отдал ей золотое кольцо, что когда-то носил, отвёл к ювелиру, отремонтировали её бижутерию.

Стали мы набегами жить. То у меня, то у неё. В зависимости от смены. Она в совхозной котельной работала оператором.

Не всё в Любке меня устраивало, не всё нравилось. Походка утиная и голос визгливый. Вроде бы говорит, а кажется, кричит. В стакан заглядывала не хуже меня. А кто из нас без недостатков? Были и свои плюсы, да такие, закачаешься! Как они с тёщей, той самой молодкой, что тискала меня поутру, пели на два голоса!

И ещё один, самый главный момент, из-за которого я Любке прощал очень многое. До войны её дед был парторгом в том самом колхозе, где мой председательствовал, а матери наши дружили. Думал, это судьба.

Стал я делить свои заработки на две семьи. Пенсия-то у тёщи самая минимальная. Что она там всю жизнь получала в совхозе? Любка в своей котельной больше года живых денег не видела. От осени до осени ждали, когда частники уберут урожай и выплатят зерном на паи, чтобы купить что-нибудь помимо продуктов.

А я осень не любил. Весну тоже. У мамки начинались сезонные обострения. Разбудит ночью, встанет на колени перед кроватью и просит так жалобно:

– Пойдём, сыночек, отсюда. Это не наш дом, дед Иван его отсудил. Сейчас люди придут, нас с тобой убивать будут.

Успокоишь её, уложишь, свет включишь, чтобы не страшно было. Только уснёшь, а она опять на коленях перед кроватью. Вот, честно, связывать приходилось.

Что только не придумает! То Патриарх к ней пожалует, «стоит на островке, хлебушка просит», то Ельцин с такой же просьбой. И ведь, грёбаная моя жизнь, письма от Ельцина она действительно получала! Каждый год 9 мая её как участницу трудового фронта куда-то там приглашали, вручали пакет с продуктами, конверт из Кремля, очередную медаль в честь юбилея Победы. Так что Борис Николаевич был для неё чуть ли не родственником.

Со стороны это, может, и смешно. Только не для тех, кто с такими проблемами сталкивался. Выйдешь в огород картошки к ужину накопать. Мать вроде бы дома, беседует с холодильником: «А я тебе, Зоя Терентьевна, так скажу…» Копнёшь пару кустов, и что-то на душе неспокойно. Вернёшься назад – а её уже Митькой звать[38]. Только что была – и нет. Естественно, я к Серёге: вдруг к нему намылилась? Пока идёшь на другой конец города, что только не передумаешь! Может, её на кладбище опять понесло, дед или бабушка вызвали в калошах на босу ногу? Встретят за городом прыщавые отморозки, возьмут да убьют ради любопытства, чтобы посмотреть, какая она, смерть. А что? Было у нас и такое. Балерину, к которой Петя Григорьев водил нас по молодости блядовать, такая судьба и ждала.

Сядет Серёга на телефон, прозвонит по своим каналам, примет доклады, начинает меня успокаивать:

– Не жохай[39], братан, всё нормально. Есть такая. Только что из Чамлыка позвонили. В больницу её привёз какой-то мужик. Идёт по дороге, дрожит от холода. «Бабушка, вы куда?» – «Не знаю». К утру привезут в наш стационар. Положат, как минимум, недели на три. Готовь передачу.