Так не бывает, или Хрен знат

Анна Акимовна целыми днями пропадала на колхозных полях. Она приходила поздно, готовила мне еду и сразу ложилась спать. Кое-какие странности в её поведении я сразу заметил, хоть и не придал им большого значения. В хате на всех подоконниках были разбросаны сигареты и папиросы, в пачках и россыпью. А на столе и тумбочке в изголовье её кровати стояли фабричные пепельницы, наполненные «бычками». Естественно, я удивился:

– Бабушка! Неужели ты куришь?!

– Нет, внучок, – сказала она, – не курю, и тебе не советую.

– А это зачем?

– Ночью, когда тревожно, лежу и пускаю дым. Если кто-то заглянет в окно, подумает, что в доме мужчина, и побоится меня убивать…

У моей матери всё началось по-другому. Ей казалось, что кто-то из ближайшего окружения наводит порчу на нашу семью. Первой под подозрение попала Прасковья Акимовна. Бабушке было запрещено даже общаться с родной сестрой, и они встречались тайком, когда мать уходила в школу…

– Здорово, Кулибин! А ну, отчиняй ворота!

Я вздрогнул и поднял голову. Надо мной возвышался дядька Петро с мешком на плече. Был он мрачен и самую малость поддат.

– Плечом надави! – скомандовал дядя Вася. – Запамятовал, что калитка здесь на тугой пружине, сама закрывается?

Судя по интонации, он за что-то на своего напарника злился.

Под могучим плечом я проскользнул во двор, расчистил пространство у двери летней веранды, которую дед время от времени расширял.

– Ставьте пока сюда. Дальше нельзя, Мухтар может не пустить.

– Фух! – выдохнул дядя Петро и впечатал мешок вплотную к стене. – Принеси-ка, Кулибин, холодной воды. Вчера испытал трамбовку, такую же, как у тебя. Протоптал старику Кобылянскому бут под фундамент. Пожалуй, ты прав: колёса у этого агрегата надо было предусмотреть. До сих пор ноги не держат!

– Аж заработанные денежки на обратном пути потерял! – с укоризной сказал Василий Кузьмич. – Утром ходили искали, да кто-то, видать, встал ещё раньше нашего!

Я сбегал с ведром к колодцу за свежей водой. Петро напился, ополоснул лицо, отряхнул рабочую куртку.

– Ладно, – сказал, – пошли-ка, Кузьмич, на брёвнышке посидим. Негоже гулять по чужому двору, когда взрослых дома нема.

Я поставил ведро на скамейку, открытку и обе газеты положил на обеденный стол. Читать там всё равно нечего. В Краснодаре открылась краевая партийная конференция, и весь свежий номер «Советской Кубани» был посвящён исключительно ей.

– Так что ты там за верстак на бумажке изобразил? – спросил дядя Вася, как только я снова вышел на улицу.

– Это станок для изготовления тротуарной плитки, – пояснил я, осторожно подбирая слова. – Условное название – вибростол.

– Опять из журнала? – хмыкнул Петро, в его сегодняшнем тоне преобладал скепсис.

– А откуда ещё?

– Дашь почитать?

– Я ж говорю: в библиотеке брал.

– Ты о деле, о деле спрашивай! – вмешался Василий Кузьмич.

– Ладно, давай о деле, – согласился напарник. – Откуда ты взял такие размеры? – Он достал из кармана и стал разворачивать сложенный вчетверо лист.

Из него выпали и закружились в воздухе два бумажных рубля.

– Моп твою ять!!! – хором сказали представители пролетариата и тут же прикусили язык: в те времена было не принято матюкаться в присутствии несовершеннолетних.

– Куда же ты, падла, смотрел? – сурово спросил дядя Вася, когда схлынул первый ажиотаж.

– Так на твоих же глазах все карманы выворачивал наизнанку, – оправдывался Петро, – и бумагу давал тебе подержать. Кто ж знал, что я деньги туда положу?

Настроение у мужиков стремительно поднималось. Они всё ещё переругивались, но уже было видно, что конфликт между ними исчерпан. А я ждал, когда внимание вновь обратится ко мне, чтобы вернуться к сути вопроса. Наконец Пётр Васильевич расправил бумагу и чиркнул по ней прокуренным ногтем.

– Вот, – сказал он, – семьсот на семьсот. С чего ты приплёл эти цифры?

– Как? – изумился я. – Вы ж говорили, что собираетесь лить на дому тротуарную плитку? Я и посчитал с карандашом: чтобы ежесуточно выпускать пятьдесят метров на круг, точно такой размер и понадобится.

– Я говорил?! – ещё более изумился Петро (типично кубанский приём: сгоношить всю толпу и красиво уйти в сторону). – Говорил? А ведь действительно, кажется, говорил. Пьяный был, но что-то припоминаю…

– Вы ещё моему деду впаривали насчёт деревянных форм, – в запале напомнил я.

– Как ты сказал? Впаривал? – засмеялся Культя. – Хорошее выражение, надо будет запомнить. Сдавайся, кум! Насчёт форм ты впаривал точно. Я ещё «Хасбулата» пел…

– Ну ладно, будем считать, впаривал, – согласился Петро, принимая новое слово, как эстафету, – только как я эту хламину спрячу в сарае? Ты только, Васька, представь: семьсот на семьсот! А полсотни на круг? Это ж Кулибин мне намекает на квадратные метры! Куда столько?! Да через неделю работы приедет ОБХСС – и с песнями на этап! Нет, мне бы чего попроще. Чтоб как вчера: пришёл, сделал работу, положил деньги в карман – и гуляй!

Я хотел сказать, что тротуарную плитку можно лепить и на стиральной машинке, если ставить её неустойчиво, но Василий Кузьмич толкнул меня локтем в бок: молчи, мол.