Так не бывает, или Хрен знат

– Здоров, пацаны! – произнёс он своим шаляпинским басом. – Вот, дембельнулся!

Был разгар бабьего лета. Жаркий день постепенно клонился к вечеру. В тени белолистого тополя, под которым стояла наша скамейка, солнце не слепило глаза. Петька нашёл свободные уши и начал рассказывать о «тяготах и лишениях», обдавая нас густым ассорти запахов – самогона, потного тела и одеколона «Шипр».

В его изложении служба в ГСВГ – дело весёлое и вовсе не обременительное. Самое сложное – это прорваться в Союз и купить на продажу часы «ракушка». Они в ГДР всегда нарасхват. На вырученные деньги Петька целыми днями сидел в «гаштэте» и пил заграничный шнапс. Иногда возвращался в казарму, чтобы выспаться, но чаще нырял в альков какой-нибудь Эльзы и трахался с ней до утра.

– У них там это мероприятие, как нашей Маруське губы накрасить, – рассказывал дембель. – Есть даже такой праздник, когда молодая немка, если ей больше шестнадцати лет, обязана дать первому встречному. Если целка, то вроде как порченая. Поэтому я ни на одной из них не женился…

Про «трахался до утра» мы попросили рассказать поподробнее. Дело тёмное, непонятное, пугающее.

Трындеть – не мешки ворочать. И Петро с новыми силами взялся было за повествование, но у него не хватало фантазии. Дальше «тряпочки под подушкой» дело почему-то не шло. Почувствовав, что плывёт, он таки изловчился и вышел из неловкого положения:

– В общем, так, пацаны, чего уж там мелочиться! Вечером, как стемнеет, приходите ко мне домой и вместе рванём на блядки!

Не знаю, как Сашка, а я Петьку Григорьева сразу зауважал.

К таинственному походу «на блядки» мы готовились, как полярники на Северный полюс. Долго думали и решали, брать нам с собой гитару или не брать? С одной стороны, лишней не будет, а с другой… люди же как-то обходятся без песен и серенад? Особенно убивало отсутствие плавок. Нам почему-то казалось, что в семейных трусах много не наблядуешь.

Время шло. Солнце садилось. В моей душе нарастало смятение.

– Может, ну его на фиг, как-нибудь в другой раз? – Я схватился за эту фразу, как за спасательный круг.

Сашка сплюнул, посмотрел на меня с презрением и вынес свой приговор:

– Опозоримся – так опозоримся! Надо же когда-нибудь начинать? В следующий раз будем умнее.

Петька нас почему-то не ждал. Семья Григорьевых ужинала во дворе. Бутылочка шла по кругу. После долгого собачьего лая из калитки выглянула раскрасневшаяся Танька. В ответ на просьбу позвать старшего брата попросила полчасика подождать. Он, мол, ещё «не поел».

Чтоб не смущать хозяйского пса, мы отступили к дому напротив, сели на брёвнышко.

– Не будет тут ничего, – мрачно сказал Сашка. – Только мы всё равно не уйдём. Посмотрим, как он будет выкручиваться.

Стрелки часов приближались к восьми. Это был крайний срок, до которого меня отпускали гулять. Опять попадёт! А что делать? Не бросать же товарища одного?

Наконец лязгнул засов. На фоне открывшегося проёма проявилась Петькина тень.

– Ну, кто там ещё? – мрачно спросил он, всматриваясь в темноту. – А ну, выходи на свет!

Я думал, он нас не узнает. Ан нет! Не только узнал, но и вспомнил, зачем мы сюда пришли.

– Сейчас, пацаны, айн момент.

Он вышел в спортивных штанах, белой гражданской майке и вьетнамках на босу ногу. В опущенной левой руке, как противотанковую гранату, держал бутылку, закрытую кукурузным початком.

Мы смотрели и мотали на ус.

– К балерыне пойдём, – пояснил старший товарищ.

– Она нас уже ждёт? – робко спросил я.

Петро посмотрел на меня, как на существо неразумное, но пояснил:

– Это такая шаболда[17], что всем даёт.

Блядки были недалеко. Через пару кварталов наставник остановился и приступил к дальнейшему инструктажу:

– Подождите меня здесь, чуть что, позову.

Это «чуть что» мне сразу же не понравилось.

Мы послушно сели на траву у кювета, а дембель свернул направо и скрылся в ночи. Где-то недалеко затрещали кусты, зашлись окрестные псы.

Дабы не пропустить что-нибудь важное, мы подобрались ближе. Ломая ветки сирени, Петро топтался под окнами невзрачной хатёнки и бросал комочки земли в закрытые ставни.

Никто не выходил. Внутри было темно. Сквозь щели не пробивалось ни единой полоски света.

– Мне кажется, там никого нет, – с ехидцей шепнул Жохарь, подтверждая мои подозрения.

Время шло, а Петька всё «блядовал». Наконец это дело и ему надоело. Он разломал скамейку, стоявшую у калитки, матюкнулся и зашагал прочь, не забыв прихватить бутылку. Проходя мимо места, на котором, согласно инструкции, должны были сидеть мы, нарочито громко заговорил:

– Вот сучка! Всё бы ей выделываться, всё бы хвостом крутить! Некогда ей, нет настроения. Да пошла ты! Ага, размечталась, женился бы я на тебе!