Так не бывает, или Хрен знат

– Про Женьку. Это моя троюродная сестра. Она с детства у нас какая-то прибабахнутая. Не понравится кто-нибудь, смотрит бычком. В селе, где она живёт, её за глаза ведьмой зовут… На вот, мамка передала…

Кум спешился и стал доставать из хозяйственной сумки судки, баночки и пакеты, с гордостью перечисляя названия экзотических блюд. Одно из них я запомнил – долма д-тарпы, потому что звучало как д'Артаньян.

Богатый у Рубена был стол. Одна только бутылка «Крем-соды» стоила двадцать девять копеек, не считая шоколадных конфет. Попробовал, кстати, я ту долму д-тарпу. Обыкновенные голубцы. Только в виноградных листьях. И чеснока много.

На улице начинало темнеть, а бабушка ещё не вернулась. В комнату заглянул дед, сделал погромче радио, расклинился на пороге, между притолоками дверного проёма, и тем самым прервал мои размышления.

Вечерние новости начинались на трагической ноте: «В Москве скончался советский военачальник, маршал авиации Жаворонков». Диктор коротко пересказал биографию, заслуги покойного перед Отечеством.

После короткой, но ёмкой паузы, очень напоминающей полноценную минуту молчания, последовал переход к другим новостям. Он был таким плавным, что я мысленно зааплодировал выпускающему редактору. Умели же работать!

«В Кремле вручена медаль „За отвагу“ гражданину Чехословакии Александру Галлеру». И краткое пояснение: «За личное мужество и героизм в годы Великой Отечественной войны».

После буфера последовал суконный официоз: «Вступило в силу Постановление Совета Министров СССР „О состоянии и мерах по дальнейшему улучшению книжной торговли в РСФСР“». А следом ещё один перл: «Берн. Подписано соглашение между Правительством СССР и Федеральным Советом Швейцарии, регламентирующее воздушное сообщение между двумя странами».

Насколько я понял, это опять был буфер, плавный переход к обзору мировых новостей. Начались они с неожиданности: «Президент Египта Гамаль Абдель Насер заявил о своей отставке и передаче власти своему первому заместителю Закарии Мохиэддину».

А уж потом, как кувалдой по голове: «В ходе американо-израильского военного инцидента над Средиземным морем сбито два самолёта „Мистэр“ армии обороны Израиля. Ещё пять уничтожены на земле. Потоплено четыре торпедных катера. Потери американской стороны остаются прежними: 34 человека убито, 171 ранен».

«Совет Безопасности ООН призывает все стороны конфликта на Ближнем Востоке к переговорам».

«Израиль принёс официальные извинения правительству США за ошибочную атаку американского корабля».

«Советский эскадренный миноносец „Настойчивый“ продолжает сопровождение аварийного судна радиоэлектронной разведки ВМС США „Либерти“ в направлении Гибралтарского пролива».

«Герцогиня Виндзорская, супруга отрёкшегося короля Эдуарда Восьмого…»

Дед, косолапя, осторожно прошлёпал к столу, опустился на стул.

– Что там хоть было? – спросил я не менее осторожно.

– Оно тебе надо? – усмехнулся он. – Нехай они там чертуются, это не страшно. А вот поднимется китае́ц, тогда и свиту конец. Пойдём, подсобишь… – И зашоркал не оборачиваясь.

Ну да, я же у него маленький.

Солнце ещё не утратило силу, но перекрой-месяц тоже нашёл себе нишу в дальнем углу небосвода, кокетливо обозначив свой узенький серп над крышей элеватора.

Подсобление требовалось минимальное: щёлкнуть два раза по краям черновой доски натянутой верёвкой, густо надраенной куском природного мела. Я фиксировал край в указанных точках, дед со своей стороны корректировал: «Левее… ещё чутка… вот так, а теперь держи…» – плямк, плямк! – и свободен. А какой с меня толк, будь я даже в своём натуральном возрасте? Ни станка под рукой, ни электролобзика. Работать плотницким топором – та ещё наука и мука. В наше время этого уже никто не умел. Любить по всамделешнему – до слёз, до бессонницы – и то разучились.

Судя по заготовкам, стоявшим в углу сарая по левую сторону от верстака, дед мастерил уже третий поддон с формочками для литья тротуарной плитки. В каждом по девять штук. Сподобился-таки дядька Петро делать вибрационный стол. То-то я гляжу нержавейка ушла со двора. Надо будет ему подсказать, чтобы подкладывал под решётку толстое резное стекло. Наподобие того, что стоит в окошке сортира на железнодорожном вокзале. С рельефным рисунком на лицевой стороне плитка получится типа фабричной. И ноги зимой будут не так скользить. А если ещё добавить в раствор краситель…

Я стал напрягать голову, изыскивать что-нибудь подходящее. Но кроме мела, «Басмы» и «Хны» в неё ничего не пришло. Хотел уже заглянуть в Большую Советскую Энциклопедию, но вовремя увидел фуфайку, сиротливо лежащую на поленнице.

Вот блин! Полдороги я представлял, как буду показывать деду пропалыватель и окучник, а стоило увидеть родных – и самое главное из памяти вон!

Чтобы насладиться моментом сполна, я сначала занялся фуфайкой. Занёс её в дом, определил на вешалку. И только потом, торжествуя в душе, прошествовал мимо деда со своими железными прибамбасами. А он на них даже не посмотрел. Машет и машет плотницким топором, держится линии, отбитой верёвкой и мелом. Хоть плачь!