Так не бывает, или Хрен знат

– Сашкой его зовут, – вставила слово Пимовна и легонько толкнула меня локтем. – Скажи им, что делать-то нужно?

– Перевернуть кверху ногами. А потом поставить, как было.

– И всё-о-о? – Изумлённый колдун чуть ли ни выпрыгнул из-за стола. – Перевернуть я его и сам переверну. Ни хрен тяжесть.

Бабушки поспешили на помощь. Одна убрала хрустальную вазу, другая – накрахмаленную салфетку.

Пару минут спустя в комнате наступила мёртвая тишина. Взрослые с благоговением слушали, как тоненький ручеек журчит внутри холодильника.

Первой пробило Пимовну:

– Где у вас тут отхожее место?

– Пойдём покажу, – предложила бабка Глафира.

И пришлось нам с хозяином дома по сермяжному прятаться за кустами. Крупные звёзды усеяли окоём. Среди них, как секира на ратовище, плыл ведренный месяц. Голубоватое марево обрывалось над крышами хат и кронами тополей. Тонкая грань между земным и небесным отсюда казалась ломаной линией, очерченной чёрным карандашом.

– Что там за агрегат ты сделал своему деду? – спросил Фрол. – Катерина проговорилась, что чуть ли не сам веники очищает. Хитрая штука?

– Обычная насадка на двигатель, железный стакан с ребристой поверхностью. Семена с ним соприкасаются и отлетают.

– Да ну? – не поверил он. – Так сами и отлетают? Сверху, наверное, нужно чем-нибудь придавить?

Я поперхнулся и закашлялся. Еле успел вовремя справиться с приступом внезапного смеха. Насколько живучи в каждом из нас стереотипы мышления!

– Слюна не в то горло попала, – спросил колдун, охаживая меня по спине заскорузлой ладонью, – или смешинка?

– И то и другое, – виновато ответил я. – Не обижайтесь, дяденька Фрол, только все рассуждают так же, как вы, и тоже не верят в чистилку. Сосед наш, Иван Прокопьевич, лопатку из дерева упоминал. Я тоже о ней думал, пока первый раз не увидел её в действии.

– Не сам, значит, придумал?

– У людей подсмотрел.

– Ладно, пошли в хату. Чего уж там обижаться. Просто чудно. Никогда не подумал бы, что такое возможно, а кто-то возьми да сделай! Мне, что ль, попробовать? Мотор в хозяйстве найдётся, железного хлама навалом, есть кому подсказать…

Он, как и мой дед, называл мотором электродвигатель.

– Дяденька Фрол, у вас в палисаднике кто похоронен? – пытаясь поспеть за его широченным шагом, озвучил я свой давний вопрос.

– Люди, – нахмурился он.

– А почему не на кладбище?

– Долго тебе объяснять. Всё равно не поймёшь.

– Я постараюсь.

– Понимаешь, Сашок? Девяносто семь человек в одночасье покололи штыками да саблями порубали. Шутка ли – девяносто семь человек! У кого сбережения были, те своих родственников выкупили да тут же похоронили. Остальные целых три дня на церковной площади провалялись. Ну, собаки да свиньи растаскали по закоулкам то, что смогли унести, закопали на чёрный день. До сих пор в огородах кто кусок черепушки найдёт, кто руку, кто нижнюю челюсть. А куда это всё? Вот ко мне и несут. Я ведь там тоже лежал.

– Вы?!

– Ты, Сашка, ненужных вопросов не задавай. Рано тебе ещё копаться в изнанке жизни. Это такие знания, что тебе не помогут, а навредят. Пойдём, пойдём! – Он обнял меня за плечо и не отпускал до самых дверей.

– Не журчить! – сказала бабка Глафира, как только мы переступили порог. – Что делать?

– Переворачивать и ставить на ножки, – скомандовал я и прикусил язык.

Фрол, кряхтя, сделал холодильнику оверкиль и вытер ладонью пот.

– Теперь можно включать.

– Не рано ли? – поосторожничал он. – Жидкость теперича вся наверху?

– В самый раз! Система лишнего не заморозит.

– Вот никуда не уйду, пока не увижу, чем дело закончится! – сказала бабка Глафира, усаживаясь за стол. – Кому борща разогреть?

Допили бутылку. Закусили бутербродами с докторской колбасой. Специально для меня в хозяйстве нашёлся клубничный компот, плитка ванильного шоколада и леденцы «Монпансье» в квадратной жестяной банке. О холодильнике, казалось, забыли. А может, и не казалось. В разговоре чаще всего вспоминали общих знакомых. Кто кого видел в последний раз, где и когда это было.

– Ладно, пойду. Засиделась. Уже и внучок, наверное, спит, а я тут всё лясы точу, – спохватилась соседка.

– Глянь там заодно агрегат, – попросил её Фрол.

– Тю! А я и забыла. – Бабка Глафира прошлёпала мимо своих чувяков, приоткрыла дверь холодильника: – Кажись, морозит!

– Так морозит или кажись? – Хозяин выбрался из-за стола, попробовал пальцем тонюсенький слой инея и изумлённо протянул: – Су-у-ка! С меня в прошлом годе за такую же точно поломку Васька бутылку взял!

– Ну, ради такого дела… – Пимовна водрузила на стол ещё один «эксклюзив».

– Не, не! – замахала руками Глафира. – И не упрашивайте! Пойду я. Вы, Кать, если что, приходите ко мне ночевать. Я вам в маленькой комнате постелю…

– Ушла, – констатировала бабушка Катя, прислушиваясь к шагам за окном. – А я ведь, Фрол, по делу к тебе.

– А иначе-то как? Возраст такой подошёл, что только по делу. Тем паче в такую даль. Посмотрел я, Катюша, мальчонку твово. Здоровенький он и с душой у него всё нормально. Только на водку жалостливо так смотрит. Будто тоже хочет. Ну, это можно заговорить. А так, ежели не сопьётся, хороший человек вырастет.