Так начиналось…

Идейные противники академика Вавилова обрушились прежде всего на его генетические воззрения. Внешне их доводы казались убедительными. Генетика же проповедует незыблемость генов и, стало быть, отрицает творческую роль науки. Что это означает на практике? Что человек бессилен переделать природу сортов? Нет, нам не нужны подобные теории. А посему: долой генетику! К науке она имеет такое же отношение, как футбол.

Отстаивать хромосомную теорию наследственности в то время было нелегко. Тогда мало кто верил, что в природе есть гены. Практических доказательств их существования не было ни у физиков, ни у химиков. Молекулярная биология еще не народилась. А генетический код наследственности наука расшифровала лишь четверть века спустя.

Генетика не очень-то вдохновляла практических работников. Агроном требовал от селекционера: дайте скорее новый сорт — урожайный, стойкий в мороз и в засуху, в эпидемию и в слякоть.

Генетика — точная наука. Ее представители честно отвечали: новый сорт будет через 10–15 лет. Подождите! Или загляните в вировскую коллекцию: она поможет отобрать и вывести нужный сорт побыстрее.

Ждать милостей от природы — значит отрицать Мичурина, твердили борцы с генетикой. «Отфутболив» подальше точные методы исследования, они выдвинули лозунг: даешь новый сорт за одиннадцать месяцев. (Практика самого Мичурина, который на выведение сортов даже однолетних растений тратил долгие годы, была почему-то забыта.)

Идеи архиреволюционного, чуть ли не мгновенного преобразования и сортов и всего сельского хозяйства заодно выглядели заманчиво. Но они не имели под собой реальной почвы в биологии. Идеологи моментального преобразования природы надеялись произвести революцию в сортовом деле, опираясь на старинный (эволюционный) метод в селекции. А разве может взлететь в небо космическая ракета, заправленная дровами?

Одиннадцать месяцев отбора плюс пять лет сортоиспытания, конечно же, ничего не дали социалистическому сельскому хозяйству. Ну что ж, неудачи неизбежны в каждом новом деле.

И пока вировцы тратят время и валюту на поиски неведомых сортов, их противники выдвигают ошеломляющую идею. Яровизация! Вот оно, новое слово в науке. Стоит только крестьянину прояровизировать — замочить — семена перед посевом, как он получит ощутимую прибавку в урожае — шесть пудов с гектара. Не меньше! Без генетики, без селекции, вообще без какой бы то ни было науки!

Яровизация с помпой внедряется в производство… Размах опыта колоссален, он охватывает десятки тысяч хозяйств. Под шум рекламы яровизаторы принимаются поучать генетиков. «Забудьте Менделя, забудьте Моргана — они заведут вас в болото постепенновщины. Разве можно с таким идейным багажом что-нибудь пообещать практике? А вот мы обещаем: за полтора-два года коренным образом переделать земледелие!»

«Новое слово» оказалось на поверку пустой фразой: замачивание семян не принесло обещанных благ колхозникам. Но фразеры от науки не унимались. «Геноцентры? Зачем они вам, академик Вавилов? Генов ведь нет. А поскольку нет генов, то зачем изучать центры их происхождения?»

Что руководило новоявленными оракулами? Закономерное стремление быть первыми в своей области знания или обычная зависть к достижениям соперника?

Думается, что дело не только в личных качествах вавиловских оппонентов.

Борьба идей в биологии отражала ломку общественных отношений в деревне. За левой фразой, как правило, скрывался мелкий хозяйчик. Неспособный проявить, по оценке Ленина, ни выдержки, ни организованности, ни дисциплины, ни стойкости, он мечтал поскорее проскочить через трудности будней. Крайняя революционность, с одной стороны. И анархизм, неустойчивость революционности — с другой.

Анархизм в науке неизбежно приводит к отрицанию фактов. Отрицая же факт, исследователь неизменно скатывается к обскурантизму.

С обскурантом спорить трудно, особенно если он рядится в тогу новатора. И все же Н. И. Вавилов каждый раз вступал с подобными оппонентами в полемику, противопоставлял их безапелляционности и раздражению хладнокровие и факты. Хладнокровие исследователя в нем органически сочеталось с темпераментом бойца.

— На костер пойдем, гореть будем, но от убеждений своих не откажемся! — сказал он однажды. И это не просто слова, это жизненная программа, которой академик Вавилов следовал до конца дней своих.

Убеждения ученого строятся на достоверных фактах науки и жизни. Шаг за шагом, терпеливо и настойчиво Вавилов собирал доказательства своих теорий, вел непримиримую борьбу за материализм в биологии.

Папа картофель

— Впереди неоткрытые Америки! — этими словами Николай Иванович Вавилов закончил одну из своих лекций в 1924 году. Он рассказывал в ней о центрах культурных растений, о своей программе поиска новых сортов. Он обещал слушателям, что в центрах будут найдены десятки видов злаков и бобовых, овощей и плодов.