Так далеко, так близко…

Хорошо еще, Кэтрин не стала убеждать меня, что здесь я ошибаюсь. Вместо этого она все объяснила с точки зрения психолога. Разобщенность. Вот как она назвала это. Разобщенность появляется, когда в первые годы жизни ребенку не хватает связей с людьми. Этим она объяснила неспособность Себастьяна к любви. Что ж, в этом есть смысл. Его мать умерла, давая ему жизнь. С Сиресом у него не было никакой близости. Он как‑то говорил об этом. Моего деда он ненавидел.

Но я‑то не страдаю от разобщенности. Я знал материнскую любовь в течение двух лет. Очень важных лет в жизни ребенка. Потом появилась Криста. Она появилась, чтобы любить меня. А когда она исчезла, пришла моя Необыкновенная Дама Антуанетта Дилэни.

Я вздохнул. Насчет моего отца Кэтрин, вероятно, права. Но относительно меня неправа совершенно.

Да какое, к дьяволу, имеет значение, что она думает, говорит или делает? Ее больше нет в моей жизни. Или не будет через час. Конечно, жаль. Я любил ее. Нам было хорошо вместе. У нас сложились хорошие отношения. Она ушла и все разрушила. Но ведь женщины всегда так поступают. По крайней мере, так было в моей жизни.

20

— Господи, откуда ты свалилась? — воскликнул я, удивленно глядя на дверь и на неожиданную гостью. Ее внезапное появление подействовало на меня двояко. С одной стороны я был рад. С другой — взбешен.

— Из Нью‑Йорка, — сказала, засмеявшись, Вивьен. Она вошла в контору и закрыла за собой дверь. — Я вчера вернулась. Хотела сначала позвонить, но потом решила сделать тебе сюрприз.

— Действительно, сюрприз, — я встал и поцеловал ее. Она села на стул рядом с письменным столом и продолжила: — У тебя такой озабоченный вид. Сколько бумаг! Надеюсь, я тебе не очень помешала.

— Ничего, Вив. Я почти кончил. Я весь день просидел над письмами. Иногда «Лок Индастриз» очень требовательна. Даже на таком расстоянии. — Я взглянул на часы. — Около пяти. Можно закругляться. Пойдем, выпьем?

— Вроде еще рановато.

— Как сказать. Зависит от того, как на это дело посмотреть. В Эксе пять часов, а в Риме уже шесть. Время коктейля. Во всяком случае, я предлагаю тебе не какое‑нибудь заурядное винцо. Совсем особенное. Так что можно сделать исключение. Начнем выпивать пораньше на этот раз. Я хочу, чтобы ты попробовала наше новое, сделанное Оливье. Одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Оно как раз дошло. Пойдем, малышка. Спустимся в подвал.

— С удовольствием, — согласилась Вивьен, вдруг преисполняясь энтузиазмом.

Через несколько минут мы стояли у дегустационного столика в той части погребов, где выдерживались красные вина. Я предложил Вивьен сесть. Потом взял бутылку и показал ей.

— В тот год были хорошее лето и осень, если ты помнишь. И вино превосходное. Хорошо выдержанное. Оливье смешал три разных сорта винограда. Вкус у него удивительный. Очень мягкий букет.

— Мне не терпится попробовать, — ответила она, — давай открывай скорее. Дай пригубить от твоего триумфа.

— От триумфа Оливье, — поправил я.

Я чувствовал, что она смотрит на меня, пока я возился с бутылкой. Я делал все аккуратно. Медленно. Последовательно, как учил Оливье.

Я налил вино и поднял бокал.

— За тебя, Вив.

— И за тебя, Джек.

Она сделала глоток, потом другой. Потом кивнула одобрительно.

— Замечательный вкус. Как будто бархатом по щеке провели. И немного похоже на фиалку. Поздравляю.

— Спасибо. Но это вино Оливье. Не мое. Я уже сказал.

Вивьен еще отпила, заявила, что это лучшее из всех вин, когда‑либо произведенных в этом шато, и сказала:

— Я бы хотела заказать немного этого вина, если можно.

— Конечно. Я дам тебе. Вечером. когда будешь уезжать.

— Я хочу заплатить за него.

— Ни в коем случае. Что мое, то твое. Пора бы уж тебе это знать.

— Спасибо. Очень мило. Но ты все же не стой там, иди, посиди со мной.

Я повиновался. Тяжко вздохнув про себя. Я ее вижу насквозь. Иногда лучше, чем себя. И по выражению ее лица я уже понял, что у нее на уме. Сейчас она пустится в долгое описание про то, как ездила в Нью‑Йорк, о Себастьяне, о ее чертовом очерке.

И я сам начал разговор, чтобы поскорее разделаться с этим.

— Как продвигается очерк?

— В каком‑то смысле прекрасно. Я говорила со множеством людей из «Лок Индастриз». С президентом и вице‑президентом.

— А что могли сказать Джонас и Питер?

— Конечно, всякие хорошие слова. Я много времени провела с Мэдж Хиченс из «Фонда». Она ездила в Африку вместе с Себастьяном и ни разу не видела, чтобы он встречался там с какой‑нибудь женщиной. А уж в последний год — это точно. Во всяком случае, с такой, в которую мог бы влюбиться.

— Она так и сказала?

Вивьен кивнула.

— Да; и никто ничего не знает о том, что у него появилась новая женщина. Также никто не знает о том, что он собирался жениться.

— Кроме тебя.

— Правильно.

Я громко захохотал.

Вивьен уставилась на меня.

— Почему ты смеешься?

— А может, ее вовсе не существовало. И не существует.

— Что ты имеешь в виду?

Я опять засмеялся. Я понимал, что это цинично. Но ничего не мог поделать. Я медленно произнес:

— Может быть, он выдумал эту женщину.