Так далеко, так близко...

Но я сознавала, что не мужчины, а женщины – ключ к успеху в обществе. Только женщины могут ввести в интересующий меня круг. Мужчины могут восхищаться мной, льстить, желать меня, поить вином, угощать обедами, влюбляться в меня. Но нужные двери могут открыть только женщины. Во всем мире именно женщины руководят обществом, принимают решения и раздают приглашения. Они могут создать любую женщину или уничтожить ее, особенно, если та недавно поселилась в городе.

Я вовсе не хотела, чтобы эти двери оставались закрытыми или захлопнулись передо мной. И в мои планы не входило, чтобы кто-нибудь меня уничтожил. Это со мной уже случилось, когда я была ребенком. Почти случилось. И я не могла допустить, чтобы это повторилось.

К счастью, у меня был спонсор, ментор, если хотите, особа, которую я встретила в Лондоне несколькими годами раньше. Это была женщина в определенном возрасте, занимавшая видное положение в обществе, считавшаяся одной из самых известных хозяек салона в Париже, даже во Франции.

У нее была прекрасная родословная, по мужу она принадлежала к высшей аристократии Франции и, как и я, была вдовой.

Эта превосходная и замечательная женщина была другом моего первого мужа, покойного Хэрри Робсона. Будучи признательна ему за то, что он помог ей в самое трудное для нее время, а также из-за их многолетней дружбы, она взяла меня под крылышко, когда в 1950 году я переехала в Париж.

Это была баронесса Дезире де Мармон, привлекательная, элегантная, очаровательная, обладающая самыми широкими познаниями. Это она привила мне вкус к прекрасной французской мебели восемнадцатого века, обюссоновским и савонрийским коврам, гобеленам, фарфору и изобразительным искусствам.

К этому времени у меня уже был достаточно развит вкус в одежде, но именно баронесса познакомила меня с ее личным пониманием шика, с ее несравненной стильностью. То, что вас во мне восхищает, Вивьен, то, что вы отметили как мое чувство стиля, я получила от Дезире де Мармон.

Первое, что она сделала – это ввела меня к своим любимым портным, шляпницам, обувщикам, следила, чтобы я одевалась просто, но элегантно, по высшей моде. Это ее художники и декораторы помогли мне обставить и декорировать мою новую квартиру – под е наблюдением. Именно она нашла мне хорошего лакея, повара и экономку. короче говоря, она надзирала за каждой стороной моей жизни.

Таким образом Дезире превратила меня в шикарную и безупречную молодую женщину, обладающую неповторимым стилем, изяществом, утонченностью, не говоря уже о моей природной красоте. Через два года после моего переселения в Париж она решила, что я «готова» и, значит, меня можно ввести в парижское общество как ее лондонскую протеже.

И так я опять начала новую жизнь, Вивьен. Четвертую жизнь. У меня уже было три жизни, две из которых я упорно пыталась забыть, полностью вычеркнуть из памяти. О них не знал никто, даже Дезире. Ей была известна только одна моя жизнь: довольно приятная, но скучная жизнь жены почтенного Хэрри Робсона, третьего сына в семье, принадлежащей к младшей ветви английского титулованного рода.

У Дезире был один ребенок, сын Луи, с которым у нее были не лучшие отношения. Хотя ей едва перевалило за пятьдесят, я в чем-то стала для нее дочерью, дочерью, которой у нее не было.

Между нами была особенная связь, отчасти похожая на ту связь, которую ощущаем мы с вами, Вивьен. В те дни она не только была моей наставницей, но и вдохновительницей: я хотела быть такой же, как она, в чем, мне кажется, и преуспела.

Славная женщина – добрая, любящая, остроумная, восхитительная, замечательный друг. Дезире входила в элитарный круг, известный под названием высшего класса общества. Но она ни в малейшей степени не была снобом. За свою долгую жизнь я пришла к выводу, что настоящие аристократы вроде Дезире де Мармон и Эдуарда никогда не бывают снобами. Только выскочки разного рода смотрят на остальных сверху вниз.

Это она, Дезире, мой дорогой друг, представила меня графу де Гренай. В тот вечер, когда мы познакомились, случилось то, что французы называют «coup de fourde» – гром среди ясного неба. Или любовь с первого взгляда, если вам так больше нравиться. К тому времени я прожила во Франции уже пять лет. Мне было тридцать три, и – никакой привязанности. И он, бездетный вдовец, тоже ни с кем не был связан. Ему было пятьдесят восемь лет. Но выглядел Эдуард моложе своего возраста.

Он был хорош собой, добродушный и живой, обладающий шармом, присущим континентальным жителям, в отличии от англичан. Он просто ошеломил меня. Через год мы поженились. Я стала госпожой графиней, хозяйкой его дома и замечательного старинного замка в Нормандии.