— Какая забота обо мне! — огрызнулась Юля, увидев, что это была Марина.
— Котик, не дуйся, тебе не идёт, — с другой стороны от Юли стала Яна.
— Я не котик!
— Котикова же, — коварно улыбнулась девушка, ловко уворачиваясь от сыплющихся ударов.
— Так! Отставить! — прикрикнула на Яну Жанна Владимировна.
Яна немедленно остановилась и, плутовато улыбнувшись, послала учительнице воздушный поцелуй. Та, сделав вид, что ничего не заметила, отвернулась с оскорблённым видом и стала продолжать перекличку. То, что случилось, видели только Юля и Марина.
Светловолосая, привыкшая к подобному отношению Яны к другим людям, лишь осуждающе покачала головой, словно говоря этим «ну не на людях же, и не с учительницей». Челюсть Юли сейчас пробила покрытие стадиона и мирно покоилась на земле-матушке. Сказать, что кареглазая была шокирована поведением Яны, это не сказать ничего. Ещё больше Юлю поразило то, что Жанна Владимировна никак на это не прореагировала.
— Даже замечания никакого!
— От кого? От Жанны? — удивлённо осведомилась Яна, глядя на Юлю.
— Как-как ты препода назвала?!
— А, ты же не в курсе… — коварно улыбнулась девушка, демонстрируя два ряда белоснежных зубов.
— Яна, вообще-то почти никто не в курсе, — заметила Марина.
— Да ладно, зачем от котика скрывать что-то? — пожала плечами Яна. — Ей же на пользу.
— Это на какую такую пользу? — ехидно спросила Юля.
— Ты ничего не видела и не слышала, — произнесла Марина, обращаясь к кареглазой. — И почему только я должна думать о возможных последствиях?..
— Эй, а попросить никак?
— Пожалуйста, — холодно улыбнувшись, медленно проговорила Марина.
— Слышь, — Юля ткнула вбок Яну.
— М, котик?
— Да не котик я! Слушай, почему эта морозилка вечно такая морозилка? — шёпотом, чтобы не услышала Марина, спросила Юля.
— Да вот, когда я к вам ночью заходила, что-то было не похоже, чтобы она была морозилкой, — усмехнулась Яна. — А вообще, — Яна щёлкнула по носу Юле, из-за чего та недовольно поморщилась, — всему своё время. Это раз. И любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Это два. Так что слишком рано задаёшь вопросы, котик. Вот отвечу я тебе, а ты, как потом выяснится, и вовсе не котик. Да разве ж такое можно простить? Нет, котик, нельзя. Поэтому прибереги свои вопросы на потом.
Яна приветливо улыбнулась и потрепала Юлю по голове. Та поначалу переваривала информацию и только потом сообразила, что рука Яны находится уже не на голове, а сползает всё ниже и ниже, причём спуск такой стремительный, что щёки покраснели медленнее, чем рука добралась до места не столь отдалённого от ног.
— По голове получишь! — рыкнула на Яну Юля.
— Так, — медленно начала Марина.
— Всё-всё, о великая и уважаемая всеми староста и глава Совета Шестнадцати, мы, презренные рабы твои, умолкаем и начинаем заниматься физкультурой… — хрипловатым голосом прошептала Яна, показывая на Юле, о какой физкультуре шла речь.
Велосипедная цепь событий
Третье сентября, суббота. Несмотря на то, что только-только был осуществлён переход из волшебного лета в повергающую многих в тоску осень, на улице вовсю светило солнце, постоянно обдавая проходящих людей дождём из невидимых человеческому глазу озорных лучей, которые, осторожно касаясь незакрытых участков кожи человека, оставляли невидимые поцелуи.
Прошло всего лишь два дня учёбы, а многим она уже успела опостылеть, надоесть, осточертеть и проч. К этим самым многим относилась и Юля, которая, сонно бормоча что-то под нос в своей постели, похрустела костями и, чуть не сломав себе спину, потянулась.
— Хотьс какот плс…
— Прости, что? — не отрываясь от ноутбука, спросила Марина.
— Я говорю… — зевнула Юля, — что и в этой школе хоть какой-то плюс есть.
Так как Марина ничего не ответила на заявление кареглазой, девушка подумала, что светловолосая молча соглашается с фразой, произнесённой сей великой персоной, то бишь Юлей, и посчитала своим королевским долгом снизойти до простой смертной и пояснить, о каком плюсе идёт речь.
— По субботам не учимся!
— Да что ты говоришь? — всё так же не отводя взгляда от экрана ноутбука, с сарказмом спросила Марина.
— Ай, ну тебя, морозилка…
— Морозилка? — светловолосая таки посмотрела на Юлю.
Однако этот взгляд не предвещал ничего хорошего. На лице Марины была такая холодная непроницаемость, что любой человек, находящийся в своём уме и при трезвой памяти, обошёл бы светловолосую стороной, но кареглазая, казалось, пропускала все холодные фразы Марины мимо ушей и интерпретировала их на свой лад. Так же Юля не понимала, за что все в школе так любят девушку. Учителя относятся к ней с уважением, почти все ученицы сохнут по ней и по Яне. По Яне-то ладно, так думала Юля, мол, этому хотя бы какое-то объяснение найти можно. Но Мандарина-то? Кареглазой казалось странным, что такая холодная персона, которая половину времени находится где-то в себе, а другую половину — за учёбой, работой и т. д., является любимицей чуть ли не всей школы. Все здороваются с Мариной, смотрят вслед с благоговением и обожанием, словно Марина не простая девушка, а какая-то неприкосновенная реликвия, которую все хотят.