Так было. Бертильон 166

— Яснее, чем сейчас, она никогда не была.

— Но это не оттого, что ты становишься женой Тони Сильвы.

— Тебе надо срочно сходить к психиатру.

— Может, и так.

— Я в этом уверена. Что плохого в том, если я стану женой Тони Сильвы?

— Ничего, если не считать, что при этом теряешь ясность мысли. Но это неважно: чтобы подписывать чеки, думать не нужно.

— Вот подожди, я тебя с ним познакомлю, и все твои теории мигом разлетятся.

— Нет, спасибо. Мой сегодняшний лимит на неприятное исчерпан. Но я рад был узнать, что ты хоть сама себя убедила.

Даскаль быстро пошел прочь, словно желая скорей положить конец этому разговору. Когда он проходил мимо фонтана, с ним поздоровался Тапке Ордоньес.

— Послушай, старина. Что за чепуха!

— Ты о чем? — спросил Даскаль.

— Да об этом вечере. Старик хочет, чтобы все было как положено, а развлечься негде.

— Какой старик?

— Ну, Уинстон Мендоса. Мы отсюда сматываемся. Пойдем с нами?

Даскаль согласился. Они подошли к машинам. Субиарре, Джонни и Сапо уже были там. Качарро немного задержался, он слушал, как «Чавалес» пели «Feuilles mortes»[91]. Они сели в «меркурий». «Куда поедем? — К Ла Приете. — Нет, это очень далеко. Поехали в «Сан-Суси». — А получше ничего нельзя придумать? — К Ла Приете, ребята, к Ла Приете. По крайней мере не пожалеем».

Решили ехать к Ла Приете. Окна были уже темными. День видался без клиентов. И Ла Приета рано отправила девочек спать. Молодые люди колотили в дверь до тех пор, пока Амарилис, худой мулат, всегда носивший пестрые рубашки, не открыл им. Они оттолкнули его и вошли; Амарилис запротестовал: «Все уже спят. Ребята! Ну что же это такое!» Танке закричал: «Прииееетааа!» Джонни на полную громкость включил радио. Качарро схватил тяжелый торшер и принялся выжимать его, словно гирю. Сапо следил за ним и поправлял: «Плохо, сгибаешь колени в рывке. А теперь горбишься в жиме».

Кутаясь в домашний халат, вышла Ла Приета, Танке попросил ее разбудить девочек, но Ла Приета, энергично завязывая пояс халата, посоветовала им всем убираться. Субиарре открыл на кухне холодильник и налил себе стакан молока. Ла Приета крикнула, чтобы он вышел из кухни, но тот ответил, что от вина у него всегда изжога.

Качарро продолжал выжимать торшер, и Амарилис сел, чтобы не торопясь, спокойно понаблюдать, какой оборот примут события. Вдруг раздался крик. В зал вошла одна из девушек, с растрепанными волосами: Субиарре залез к ней в постель и грубо разбудил ее. «Амарилис, позвони в полицию!» — сказала Ла Приета. Но Амарилис не двинулся с места, и Ла Приета сама взялась за телефон. «Вот те на!» — сказал Амарилис. А Качарро заметил, что, пожалуй, лучше уйти, потому что дело принимает дурной оборот. Стоя в дверях, Ла Приета крикнула им: «Убирайтесь к чертям!»

Они опять влезли в «меркурий», но на этот раз решили ехать в кафе на пляж. «Мы здорово набрались», — сказал Джонни. Танке возразил: «Ну и что?»

Из всех кафе на пляже неслась пронзительная музыка, наполняя все вокруг гнусавыми голосами и пассажами флейт. По тротуару катился поток возбужденных людей, и каждый словно нарочно хотел затеряться в безымянной толпе. Треск выстрелов в тире. Прилавки, уставленные бутылками с пивом. Пышнотелые мулатки в облегающих платьях прохаживались вместе с мулатами в узких брючках и шляпах с узкими полями, из-за яркой ленты которых торчало перышко, мулатки чмокали губами в такт механической музыке виктрол.

Держа в руках старое ружье, Танке целился в свечу. «Не попадешь», — сказал Сапо. Танке выстрелил и погасил свечу. Все стали его поздравлять: Качарро, Джонни, Субиарре вопили что было мочи. Не выпуская из рук ржавого ружья, Танке повернулся лицом к улице. Хозяин тира тряхнул его за плечо: «Послушай, сюда надо, сюда». Ища движущуюся мишень, Танке описывал дулом круги.

Приближался автобус. Танке оглядел дрожащую глыбу жести, которая скрежетала и разваливалась на ходу, и прицелился в колесо. Колесо крутилось, и ружье тоже, вслед за мишенью, вдруг Танке спустил курок. Звук выстрела потонул в треске других выстрелов в тире, ритме мамбо, в смехе веселых мулаток; но было слышно, как воздух с шумом вырывался из шины. Пассажиры начали выходить из автобуса, а шофер разглядывал колесо. Компания выжидающе молчала, наблюдая за новым маленьким подвигом Танке. Однако Танке решил во что бы то ни стало добиться от них похвалы. Он еще раз нажал курок. Пуля вошла в закопченный оранжевый кузов, словно нож в масло. «Черт подери, да ведь стреляют!» — крикнул шофер. Какой-то негр, в белом, спеша скорее выйти из автобуса, потерял равновесие и свалился в яму, полную жидкой грязи, да так и остался в этой зловонной канаве в полной растерянности, как человек, который понес тяжкую утрату и не знает, звонить ли ему в похоронное бюро или просто заплакать.

— Пошли отсюда скорее! — сказал Сапо.