Так было. Бертильон 166

Прекрасная Сесилия Агуеро вошла стремительно и почти повалилась на софу рядом с Даскалем.

— А я все-таки убежала!

— От кого? — спросил Даскаль.

— От этого зануды Тачо Гомеса, он преследовал меня. Ну и зануда!

— Да, все говорят.

— Здесь хорошо. А на улице уже становится прохладно. Не понимаю, как Фабио может там сидеть.

— Фабио — большой человек, — сказал Даскаль, — выдающийся общественный деятель. Тебе следует гордиться тем, что ты его жена.

— Ты думаешь? — улыбнулась Сесилия.

— Все так говорят.

— Не знаю. До того как мы поженились, я тоже так думала, но, с тех пор как я увидела такую вот жирную бородавку — она показала пальцем какую — у него на спине, я не могу относиться к нему серьезно. И потом, он носит длинные носки с подвязками. Ты носишь такие? — Сесилия наклонилась и приподняла штанину Даскаля. — Видишь? Ты современный человек.

— Ты ведь знала, на что идешь, когда выходила замуж.

— Но зато теперь меня уважают. Когда муж старше — он надежная защита.

— Что значит «уважают»?

— Не знаю, ну, когда здороваются, кланяются — и все такое. В общем, я это чувствую.

— Тебе нравится, что тебя уважают?

— Да, мне нравится, когда меня уважают солидные люди.

— А тебе хотелось бы, чтобы я тебя уважал?

— Нет, чтобы ты — не хотелось бы, — ты ведь такой же, как я. Мы должны не уважать друг друга, а вместе развлекаться…

— Ты и так достаточно развлекаешься, Сесилия.

— Иногда. Например, когда Фабио собирает в доме своих друзей-приятелей — скучища невозможная. Им всем по сто лет.

— В Теннис-клубе веселее, правда?

— Конечно, в Теннис-клубе гораздо веселее.

— В бассейне?

— Да где угодно. — Сесилия пропустила намек мимо ушей.

— А тебе бы хотелось, чтобы мы развлекались вместе?

— Конечно, если бы ты мне правился.

— А я тебе не по вкусу?

— Нет, но ты очень надменный.

— Как это надменный?

— Не знаю, но это чувствуется. Сколько раз я видела, как ты ходишь с серьезным лицом и даже не пошутишь. И потом, ты не мой тип мужчины.

Сесилия поглядела в сад и широко раскрыла глаза.

— Вон Тачо идет. Если он спросит, скажи, что ты меня не видел.

Сесилия Агуеро исчезла на террасе за шторой из бамбука, которая отделяла летнюю столовую.

Нет, это был не Тачо, а Джонни Диас, он подошел и сел на место Сесилии. Закурил сигарету.

— Тебе весело? — спросил он.

— Как всегда, — ответил Даскаль.

— А по-моему, здесь скучно, — сказал Джонни. В голосе глубокое сожаление. (Джонни Диас чувствует себя королем оттого, что он здесь, в доме Мендосы, но притворяется — этакая pose blasée[90], по его мнению, подобает светскому человеку.) Карлос Сарриа рассказывал Даскалю о Джонни: он вовсе не Джонни и у негр нет никаких оснований так называться. Дома его зовут Хуанито, он сын торговца с улицы Муралья и хочет пробиться в высший свет. Хуанито был членом клуба «Испанское казино», его часто приглашали в Яхт- и Билтмор-клуб. Но он никак не мог убедить отца, испанца, разбогатевшего на торговле шелками, попытаться вступить в какой-нибудь из фешенебельных клубов. Его часто упоминали в светской хронике, потому что он успевал бывать повсюду. По словам Танке Ордоньеса, Хуанито мечтал о том, чтобы завоевать положение в свете. Едва заговорили о предстоящем празднике в доме Мендосы, как Хуанито принялся надоедать Карлосу просьбами раздобыть приглашение и для него. Карлос заставил его две недели прождать. Но, не желая доводить жестокость до предела, в конце концов согласился. Нет, Хуанито был очень доволен тем, что он здесь, и тем, что он — Джонни. Даскалю вдруг подумалось, что этот Джонни — часть его самого, и он поспешил уйти от раздражавшего его двойника. Допив свое виски, он сухо простился с Джонни. И пошел к бару, чтобы налить себе еще.

Мария дель Кармен Седрон подле Тони Сильвы принимала поздравления по поводу помолвки и отвечала на расспросы о здоровье своего знаменитого отца. «Очень хорошо, он уже дома. Нет, дня мы еще не назначили». Шепнув что-то на ухо Марии дель Кармен, Тони отошел от нее. Даскаль воспользовался случаем.

— Вот так чудо! — воскликнула Мария дель Кармен.

— Какое ты имеешь в виду? Их два: первое, что я в этом доме. А второе, что я подошел поздороваться с тобой.

— Просто я удивилась, когда так неожиданно увидела тебя.

— Я прочитал в газетах сообщение и хотел тебя поздравить.

— Спасибо, — сказала она, чуть сморщив носик в банальной, но у нее очень милой гримасе.

— Тони Сильва — пловец, так ведь?

— Гребец. Только все, о чем ты думаешь, к нему не имеет никакого отношения. Он из очень порядочной семьи. И он — настоящий мужчина.

— А что я Думаю?

— Не знаю, наверное, что он пустышка, как другие.

— Ничего я не думаю. Я вообще потерял способность думать. И потом, действительность у нас, на Кубе, превосходит любое воображение.

— Хорошо, что есть ты, уж ты-то спасешь Кубу.

— Не надо смеяться.

— Я вовсе не смеюсь, — сказала Мария дель Кармен все так же насмешливо. — Хорошо, когда знаешь, что есть такой беспристрастный судья, как ты.

— Я никого не сужу. Но дайте мне хотя бы право на ясность в мыслях, если уж они иногда у меня появляются. И тебе бы не мешало сохранять ясную голову.