— Я мало речей читал, — сказал Каетано. — Единственное, что мне ясно, — в президенты пройдет Батиста. И это хорошо. Батиста — надежный человек. Он властный, а нам это нужно. Бывает, что от недостатка опыта он перегибает палку, но с годами это пройдет, он научится править. Мне Батиста нравится. А вам?
— Э… мне-то? Мне кажется, есть у него и дурные черты.
— Совершенных людей, доктор, не бывает.
Слуга в белой куртке открыл дверь. На подносе он нес две чашечки очень горячего кофе. Каетано передал чашку доктору и только после этого маленькими глотками принялся за свой кафе.
— Хороший кофе. Повышает тонус. Не случись у меня тут кое-каких делишек, я был бы сейчас в Гаване.
— Вы много работаете, — сказал доктор Карденаль.
— Это моя обязанность. Я строил эту страну. Я один из тех, кто помогал ее создавать. Она создавалась моими руками.
— Вы много работали, — повторил доктор.
— Я да еще десяток других. Мы строили эту страну. Покрыли ее сетью железных дорог, до горизонта застроили сахарными заводами и засадили тростником — словом, дали ей жизнь. Иногда мне кажется, что я для Кубы вроде врача, — врача, который шлепает новорожденного. Такая у меня роль — наполнить кислородом легкие нашего острова.
— Верно, дон Каетано. Были, конечно, люди, которые страдали, но вы-то сделали большое дело.
— Конечно, были и такие, что страдали. Только кто помнит о мышах, которых убивал Пастер?
— Беда в том, что таких мышей у нас… было очень много.
— Видно, вы начитались, доктор, чего не следует. А вы лучше подумайте о том, что на месте, где раньше ничего не было, теперь кое-что создано. Мы пришли на земли, покрытые лишь кустарником да лесом, но прошло немного времени, и мы засеяли их, застроили домами, и задымили сахарные заводы…
— Да, это производит впечатление. Мне случилось такое видеть.
— А помните, как мы познакомились, доктор? Вы были совсем молодым докторишкой, только со школьной скамьи.
— Я и сейчас докторишка, но с большим стажем.
— Нет, вы ведь приехали в эту сентраль потому, что я вас позвал, и вы спасли здесь много жизней. Если бы я не привез вас, сколько бы народу здесь поумирало!
— Да, я достаточно повидал…
— И многое еще увидите. Мы ведь только начинаем. А настанет день, когда эти заводы будут электрифицированы, и вы увидите, как сахар рекой потечет по трубопроводам прямо на корабли.
Ветер в саду почти утих, и листья на деревьях едва шевелились; чуть касаясь друг друга, они словно перешептывались. Уже совсем стемнело, а двое все сидели и беседовали.
— Куда же запропастилась Лола? И почему это свет не зажигают? — сказал Каетано и выронил горящую сигару.
— Осторожно, обожжетесь! — предупредил доктор Карденаль и приподнялся взять сигару, тлевшую на брюках из белого дриля.
Он хотел отдать сигару дону Каетано, но тот сидел, низко склонив голову на грудь. Доктор Карденаль пощупал пульс.
Каетано Сарриа был мертв.
ОТЦЫ ОТЕЧЕСТВА
Габриэль Седрон бывал в доме у Фернандо Ороско на улице Хервасио и там познакомился с Лауритой, сестрой Фернандо. Внешность Лауриты Ороско говорила о постоянной нужде в семье мелкого государственного служащего, где к тому же изо всех сил пыжились. Достаточно было какой-нибудь тщеславной прихоти матери, и вся семья на несколько дней садилась на хлеб и воду. Отец был безвольным, и со временем в характере Фернандо появилась жестокость затравленного человека. Этот дом, где гнались за показной роскошью, а в кармане не было ни гроша, представлял сущий ад. Даже не будь претензий матери, заработок отца едва бы растянули от получки до получки — так он был невелик.
Лаурита была первой невестой Габриэля. Несмотря на свою худосочность, она казалась привлекательной. У нее были блестящие, по-девичьи влажные и зовущие глаза и длинные топкие волосы, стянутые лентой на затылке, — так и хотелось до них дотронуться. Воскресными вечерами Габриэль с Лауритой гуляли по Набережной и разговаривали, разговаривали.
Однажды вечером — зима уже кончилась — они гуляли, как обычно, только молчали. В парке Масео, как всегда по воскресеньям, было полно народу. Море было очень спокойно, казалось, оно застыло, а солнце светило на безоблачном небе и мягко пригревало, прогоняя остатки холода.
«Как все-таки прекрасна наша страна! — сказала Лаурита. — И люди такие хорошие, счастье родиться здесь». В тот момент Габриэль как-то особенно остро почувствовал справедливость ее слов, в которых и на самом деле была правда. Эта земля была его, она была прекрасна, хотя и не лишена недостатков, и он благодарил случай за то, что родился именно здесь. В тот момент он твердо знал, что, не задумываясь, пошел бы на смерть, лишь бы уничтожить нечисть, которая мешала тому, чтобы все были счастливы. Здесь, на краю острова, на залитой солнцем Набережной, глядя на спокойную воду, он забыл мечты и стремления старого Седрона, которые временами словно пришпоривали его. Фернандо был прав.