Так было. Бертильон 166

— Черт возьми! — поразился капитан. — Недурная игрушка для такого молокососа. Восемь дюймов, а?

— Восемь дюймов, капитан.

Офицер медленно поднялся. Заложив руки за спину, он, не торопясь, обогнул стол и стал рядом с сержантом. Толстый солдат, казалось, вот-вот лопнет от натуги. Выпятив грудь, он правой рукой крепко вцепился в руку юноши, а левую вытянул по шву. Оба солдата ни на минуту не отпускали Карлоса, вцепившись в свою добычу и гордясь ею, словно удачливые охотники.

— Ты, наверное, понимаешь, — сказал капитан Карлосу, — что тебя ждет.

Юноша молчал. В дверь кабинета тихо постучали. Вошел солдат. Отдав честь, он застыл, ожидая, когда капитан обратит на него внимание.

— В чем дело? — спросил тот.

Солдат подошел к офицеру и прошептал что-то ему на ухо. Слушая, капитан пристально смотрел в глаза Карлоса Эспиносы.

— Хорошо! — кивнул он, когда солдат кончил. — Пусть приволокут его сюда.

Щелкнув каблуками, солдат козырнул и, четко повернувшись кругом, вышел, громко печатая шаг. Все молчали, словно из-за его прихода забыли, зачем они оказались в этом кабинете.

Внезапно раздался серьезный и торжественный голос юноши:

— Если вы все это делаете, чтобы напугать меня, то напрасно теряете время.

Офицер улыбнулся.

— Пугать тебя? — сказал он. — Мы вовсе не хотим пугать тебя. О тебе не было речи.

— Значит, о ком-то другом. Когда-нибудь вы заплатите за все, что творите сейчас. — Его каштановые волосы, растрепавшись, упали на лоб, и руками, закованными в наручники, он старался откинуть их назад. — Заплатите своей кровью.

Капитан засунул руки за пояс и воскликнул с деланным изумлением:

— Смотрите-ка, рассуждает!

— Вы будете молить о пощаде, — продолжал Карлос.

Ошеломленные солдаты не знали, что предпринять. Сержант первым вспомнил о чести мундира.

— Молчать! — свирепо гаркнул он.

Но юноша продолжал:

— За все расплатитесь, уверяю вас…

Удар кулаком заставил его замолчать. Толстый солдат вытер кровь с пальцев. Улыбаясь, капитан покачал головой.

— Значит, ты владеешь собой, — сказал он, кривя губы. — А я уж думал, онемел от страха. Однако ты выдержки не теряешь, и это даже лучше. Это отлично. Как тебя зовут?

Ясные глаза юноши потемнели от презрения и ненависти.

— А вам какое дело?

Сержант сунул руку в карман.

— Это мы взяли у него, капитан, — пояснил он. — Удостоверение торгового служащего.

Капитан раскрыл книжечку.

— Хорошее фото, — сказал он, изучая удостоверение. — Очень хорошее. Совсем как живой. — Он громко прочел: — Карлос Эспиноса Феррер. — Потом прибавил, старчески шепелявя: — Так вот как тебя звали. И жил ты в Педреро и Эскарио. Очень хорошо.

Капитан, улыбаясь, взглянул на своих людей.

— Вы можете идти, — дружески сказал он. И мрачно добавил: — А этот цыпленок останется здесь!

Сержант и солдаты, щелкнув каблуками и откозыряв, вышли.

Оставшись с капитаном один на один, Карлос Эспиноса вызывающе выпрямился. Глаза юноши выражали решимость, над верхней губой блестели бусинки пота.

Пока его везли сюда с Трочи, он продумал план действий. Карлос знал, что смерть будет ужасной, что его наверняка подвергнут самым жестоким пыткам, чтобы заставить говорить. И решил, что ускорит свою смерть, если будет держаться насмешливо и вызывающе. Он приведет палачей в бешенство, и тогда один из них, охваченный яростью, выстрелит в него, таким образом он избежит пыток. Однако, юноша понимал, что оскорблять своих мучителей он сможет лишь в приступе гнева. И теперь, когда даже удар по лицу не вызвал в нем этого спасительного чувства, он клял свой мягкий характер.

Капитан, оскалившись, показал черные от никотина зубы.

— Ты нам поможешь, — шепнул он, как друг и сообщник. — Я знаю, что ты нам поможешь. Это тебе выгодно.

Он говорил по-отечески мягко, но с легкой угрозой.

Юноша продолжал с презрением глядеть на него. Взмахнув закованными в наручники руками, он воскликнул.

— Я ничего не скажу. Вы теряете зря время.

— Скажешь, скажешь, например, кто дал тебе эту игрушку. А если не скажешь, сам увидишь, что тебя ждет. — Угроза в его голосе звучала уже откровенно.

Карлос Эспиноса, сгорбившись, опустил голову. С его лица сошло вызывающее выражение, он казался сломленным.

— Хорошо, я все скажу, — прошептал он еле слышно. — Все. Но поклянитесь, что никто не узнает, что это я сказал.

— Клянусь, — заверил капитан, поднимая руку. — Ну, кто дал тебе бомбу?

Юноша выпрямился. Улыбка обнажила его ровные, блестящие зубы. Медленно, негромко сказал:

— Фидель Кастро. Это бомбу дал мне Фидель Кастро. Он сейчас в Сьерре, и вам осталось только сбегать за ним. Но ведь ты сын потаскухи и побоишься туда пойти. Ты сын потаскухи и не сможешь подняться…

На этот раз удар пришелся в подбородок, свет померк в глазах Карлоса.

Перестрелка утихла, и уже давно не было слышно взрывов. Тишина, воцарившаяся на улицах, поползла в полутемную комнату, где в напряженном ожидании сидели мужчина и женщина. Кико понимал, что настало время идти домой. Тревожные звуки умолкли. А Лола, прищурив глаза, склонила голову на грудь и, улыбаясь, укоризненно покачивала головой. Кико удивился, но она, казалось, вовсе не собиралась спать.