Так было

Очнулся от резкого толчка. Открыл глаза. Светлым-светло! Мимо плыли кружевные березы. Снег был такой неправдоподобной белизны, что от его сияния резало глаза.

Рыбаков покосился на Степана, насмешливо спросил:

— Выспался?

— Выспался, — виновато отозвался тот и полез за кисетом. Свертывая папиросу, пристально вглядывался в мелькавшие мимо столбы, деревья, мостики, выискивая какую-нибудь примету, которая помогла бы определить, далеко ли отъехали они от райцентра. Оказалось, отмахали километров тридцать. Лошадь изрядно притомилась. Тяжело поводила потными боками и отфыркивалась. Василий Иванович ослабил вожжи, Воронко перешел на шаг.

— Бельмом на глазу торчит это Иринкино, — заговорил Рыбаков. — Что ни день, то новость. Сколько там разных уполномоченных побывало, а до сути не добрались. Все эти пожары, грабежи, секты и церкви — узелки одной веревочки. Только мы никак ее не нащупаем. Были там и Шамов, и из обкома пропагандисты, и наши чекисты. И местных сил немало. МТС, сельсовет, школа. А перемен никаких. Надо, наконец, подобрать ключи к этому замочку. Ясно?..

Иринкино — большое село. Главная улица — широкая и длинная, километра на три протянулась. По обеим сторонам ее выстроились высокие тополя. Дома добротные, с массивными резными воротами. До войны здесь жили в большом достатке. Соломенной или дерновой крыши не увидишь. И сейчас село выглядело куда лучше многих других. Даже одевались здесь чище, мужиков было больше: роились вокруг МТС.

Едва Рыбаков со Степаном выехали на главную улицу села, как из переулка выбежала большая ватага ребятишек. Они свистели, орали, улюлюкали. Следом, ни на кого не глядя, шел высоченный, плечистый мужик в домотканых штанах, холщовой рубахе навыпуск и босой. На обнаженной волосатой груди болтался большой медный крест. Мужик опирался на толстую суковатую дубину.

Василий Иванович остановил лошадь. Их сразу окружили мальчишки.

— Что за чудище? — спросил Степан.

— Ерема-юродивый. Всю зиму так ходит. Мороз не берет. Святой, — выпалил мальчишка в желтом треухе.

— Не ври, — накинулся на него другой мальчишка. — Когда сильный мороз, он лапти обувает.

— Он бы не обувал, старухи заставляют.

Юродивый остановился в полуметре от Рыбакова. Несколько мгновений смотрел на него дикими немигающими глазами и вдруг, испуганно отпрыгнув в сторону, закричал густым, хриплым голосом:

— Чур меня! Чур! Антихристовы роги вижу! Берегитесь, люди! Горе идет. Прячьте детей, уводите скот. Антихрист появился. Чур! Сгинь-сгинь! А-а! — И широкими оленьими скачками понесся прочь.

— Загадочная личность. — Рыбаков шевельнул вожжами, посылая Воронка вперед. — Надо завтра же повстречаться с ним и рассмотреть его вблизи.

Назавтра юродивый исчез из села, как в воду канул. Председатель сельсовета сказал, что Ерема, наверное, ушел в соседние деревни.

— Он круглый год по деревням шастает. Из избы в избу. Обойдет округу и опять у нас появится.

— И все-таки надо его проверить, — задумчиво проговорил Рыбаков.

— Где ж его найдешь? — пожал плечами председатель сельсовета. — Птица перелетная, куда захотел — туда полетел. Одно слово — дурак.

— Дурак ли?

Председатель в ответ только развел руками.

2.

Молодежное собрание проходило в клубе.

Степан сделал доклад о положении на фронте и задачах колхозной молодежи.

— Вот я гляжу на вас. С виду вы вроде бы ничего ребята. А если ковырнуть поглубже — тухлятинкой запахнет. Подзаплесневели вы, и крепко. Всяк по себе живет, а на государственные интересы ему наплевать. План хлебозаготовок ваш колхоз позорно провалил. Все другие поставки тоже провалил. Распустили слюни и не видите, что вокруг вас паучье гнездится. Спекулянты и всякая шваль. День и ночь коптят небо подпольные комбинаты по производству самогонки. Ожила пятнадцать лет пустовавшая церквушка. Появились сектанты. Уговаривают парней уклоняться от призыва. Кто-то поджег мастерские, хотел ограбить склады. Вы, комсомольцы, попрятались в норы, а враги, наоборот, подняли голову. Понимаете, ребята? Они же подрывают силы Красной Армии, помогают Гитлеру бить наших. А вы? Делаете вид, что все в порядке, ничего не случилось. Смотреть на вас стыдно, товарищи. Бесхребетники вы, а не комсомольцы. Позорите организацию, которая воспитала Зою Космодемьянскую и Олега Кошевого. Встряхнитесь, друзья! Вас сорок человек. Если вы будете бдительными, мимо вас не проползет никакой враг…

После доклада выступило несколько человек. Они смущенно каялись, обещали «исправить положение», жаловались на отдаленность от райцентра и свою малочисленность.

Степан сердился, слушая вялые однообразные речи комсомольцев: «Ни черта их не проняло. — Напряженно думал. — Может быть, надо с каждым по отдельности поговорить, кто что знает?» Собрание закончилось принятием казенной резолюции, которая обязывала «поднять», «наладить», «повысить».

Потом были танцы.

В Иринкино оказался свой гармонист. Недовольный и собранием и самим собой, Степан собрался выйти покурить, но в этот момент стоявшая рядом худенькая девушка робко, но настойчиво сказала:

— Пойдемте танцевать, товарищ Синельников.