Так близко

– Ах, теперь я точно чувствую себя старым, – с искренней улыбкой отвечает Гольдштейн. – Сознание вашей супруги поделило травму на части, но не стерло ее. Ее подсознание прекрасно помнит о том, через что ей довелось пройти, и оно реагирует, если активируются определенные триггеры. Буря, например, или вид лодки. Что-то такое. Возможно, какая-то определенная песня. Нечто такое, что подсознание может связать с травмой.

Доктор Гольдштейн внимательно смотрит на тебя, а доктор Хамид – на меня.

– Такая амнезия часто встречается у ветеранов боевых действий и жертв сексуального насилия, – продолжает врач, – и мы можем предугадать некоторые триггеры. Но в данном случае мы не знаем, спровоцировал ли потерю памяти экстремальный стресс, связанный с борьбой за жизнь, или что-то другое. Возможно, она получила травму после того, как добралась до берега, или прямо во время происшествия, когда ее сознание было наиболее уязвимо. Мы не знаем, что именно там произошло, но мы можем предположить, что это был опыт, выходящий за рамки ее восприятия.

Ты сжимаешь мою руку еще сильнее, и кольцо болезненно впивается в кожу. В твоих темных глазах читается ужас. Я не хочу, чтобы ты мучился, но ведь именно этим ты и занимался после того, как нашел меня. Возможно, рассказ доктора только усиливает худшие опасения.

Повысив голос, доктор Гольдштейн продолжает. Его глаза горят от любопытства: нечто интересное попало ему в руки, и теперь он хочет это изучить.

– Последние шесть лет ее жизни можно объяснить диссоциативной фугой[7], – говорит он. – По сути, ее травма оказалась настолько сильной, что сознание выполнило сброс настроек. Возвращение к прошлой жизни даже не рассматривалось как полноценный вариант.

Ты откашливаешься.

– Кажется, ей было комфортно со мной.

– Безразличие вашей супруги к неким экстремальным переживаниям – прекрасно задокументированная реакция. – Доктор явно уверен в правильности своего диагноза. – Это нормальная реакция, как перенапряжение или замешательство. Даже не зная источник травмы, мы можем предположить, как будет реагировать пациент. У нее могут быть ночные кошмары или флэшбеки. Могут появиться проблемы со сном или расстройства пищевого поведения. Она может демонстрировать признаки сознательного саморазрушения. Вполне возможно, что сюда же могут добавиться депрессия и суицидальные мысли, если она не будет находиться под постоянным наблюдением.

– Ничего такого еще не замечала, – возражаю я.

Доктор Гольдштейн резко поворачивается в мою сторону.

– Было ли у вас ощущение отстраненности от своего тела или эмоций? Казалось ли вам ваше восприятие окружающего мира искаженным или нереалистичным? Чувствуете ли вы, что сама ваша личность изменилась, потерялась?

У меня стынет кровь в жилах. Страх сковывает все мое тело.

– Я просто отстала от жизни на шесть лет, – спокойно отвечаю я. Если буду отвечать слишком эмоционально, меня сочтут истеричкой. – Мир изменился во всех смыслах. Я чувствую себя путешественницей во времени, но думаю, что в этом нет ничего необычного или загадочного.

– Как это лечится? – уточняешь ты.

– Мы попробуем восстановить воспоминания при помощи гипноза. Прием лекарств ускорит процесс. А затем мы проработаем травму, чтобы она могла с ней справиться.

Я смеюсь про себя. Психиатрия все еще остается на средневековом уровне. Не говоря уже о том, что он говорит только с тобой, словно меня здесь нет или я не понимаю его слова. Нет, Джозеф Гольдштейн не будет копаться у меня в голове.

Ты смотришь на меня, и я поворачиваюсь в твою сторону. Глядя прямо в глаза, я пытаюсь прочитать твои мысли. Ты разжимаешь мою побелевшую руку, и ободряюще поглаживаешь меня по плечу. Кровь приливает обратно к онемевшим пальцам.

– Спасибо за объяснения, – благодаришь ты. – И спасибо вам за исключительную заботу о моей жене, доктор Хамид. Я ваш должник.

– Да, – поддерживаю я. – Большое вам спасибо.

Она улыбается.

– С каждым иногда случаются чудеса. К счастью, вы обошлись без сломанных костей или других тяжелых повреждений. Мне было приятно помогать вам, Лили.

– Когда бы вы хотели записаться на прием? – уточняет Гольдштейн. – Я могу подыскать время сегодня днем. Нам не стоит медлить.

Ты грациозно встаешь и протягиваешь мне руку, помогая подняться. Мне действительно нужна помощь. У меня подкашиваются ноги, а в голове все путается. Я не узнала ничего нового. Я пыталась не обращать внимания на последствия, но больше не могу себе это позволить.

– Мы временно уезжаем из города, – отвечает Кейн. – Мы позвоним сразу после возвращения.

Гольдштейн обиженно поджимает губы.

– Я повторюсь, что не рекомендую вашей жене оставаться без поддержки психотерапевта. В таком состоянии людям может быть трудно выстраивать близкие отношения. Возобновление половых актов может воспрепятствовать эмоциональному воссоединению, а не укрепит ваш брак.

– Хорошо, я принял к сведению.

Ты еще раз благодаришь врачей, пожимаешь им руки, а потом выводишь меня из кабинета.