Так берегись

– Шикарно живут в этом Хэль-Утомане, – наконец сказал я, просто чтобы хоть что-то сказать. А то стою, молчу, как контуженный – и это я-то, главное трепло на обоих берегах Хурона. Как подменили меня.

– Да не то слово! – горячо согласилась Агата.

Что бы она ни говорила, а это имя сидело на ней как влитое, очень ей шло, и я уже не мог называть её как-то иначе, когда думал о ней.

– И люди там шикарно живут, и русалки, – продолжала она. – Жаль, из окна поезда нельзя увидеть их янтарные подводные дворцы, но я точно знаю, что они есть. Правда же, невероятная красота? Я так хотела показать тебе этот мост! Ужасно боялась, что опоздаем и не увидим. Или вообще каким-то другим маршрутом сегодня поедем. Это же не всегда от меня зависит. А может, как раз всегда, просто я пока не разобралась, что надо делать… или не делать, а думать? Или, наоборот, не думать, а выбросить из головы. Но я ещё разберусь. Благо есть время. Спасибо за это тебе.

Я не стал спрашивать, за что это вдруг мне спасибо. Потому что как раз понятно, за что. Удивительно, что она сама это тоже знает. Или неудивительно? Может, когда кто-то каким-то чудом овеществляет твой смертный сон, ты точно знаешь, кто именно это сделал? Просто не можешь не знать?

– Я знаю, что обязана тебе гораздо больше, чем жизнью. Всем тем, что у меня вместо неё есть сейчас, – сказала Агата, не дожидаясь вопроса. – Я помню, как всё было. Точно знаю, что умерла. И не надо смотреть с таким состраданием. Умерла, и правильно сделала. Давно было пора. За это, кстати, надо бы наконец-то выпить. С кем и помянуть себя, если не с тобой, – усмехнулась она и достала откуда-то из-под полки бутылку тёмного стекла, без этикетки. Судя по пробке, игристого вина.

Агата открыла бутылку одним лёгким, я бы сказал, условным движением, с тихим, тоже почти условным хлопком; разлила вино по бокалам, которые то ли внезапно возникли, то ли с самого начала стояли на раскладном столе.

– За покойников, насколько я помню, пьют не чокаясь, – сказала она. – Вот и мы не будем. А то мало ли что. Вдруг я от этого сотрясения посуды внезапно воскресну? Невелика радость, честно говоря. Тогда рано или поздно придётся начинать всё сначала. И совсем не факт, что мне снова повезёт умереть так же удачно, как вышло с первой попытки. Вдруг тебя нигде поблизости не окажется? Лучше не рисковать!

Она залпом выпила вино. Подмигнула мне:

– Не решаешься даже попробовать? Ну и зря. Я – хорошая. Честное слово. Таких хороших ещё поискать. И благодарна тебе, как не была благодарна никому на свете, ни за что, никогда. Хотя бы поэтому никак не может оказаться отравой то, что я тебе дала.

– Резонно, – согласился я и осторожно попробовал вино.

Почему-то заранее был уверен, что не почувствую ни вкуса, ни пузырьков, ни даже самой влаги – вообще ничего. Никакой логики: я же ухватился за поручень, когда залезал в вагон, он был твёрдый, прохладный, совершенно как настоящий. И как настоящий отлично меня удержал. И тепло тела этой удивительной женщины я чувствовал, когда она меня обнимала. И ледяной бокал вот прямо сейчас держал в руках. Очень достоверное попалось мне наваждение, ничем не хуже той же Черхавлы[5]. Почему бы не ждать достоверности и от вина?

Вино оказалось даже несколько чересчур достоверным: ударило мне в голову после первого же колючего ледяного глотка. Хвала магистрам, не настолько, чтобы сразу заваливаться на полку и песни орать, но более чем ощутимо. В голове немедленно воцарился весёлый дурной туман, обычно охватывающий меня примерно после третьей-четвёртой рюмки чего-нибудь по-настоящему крепкого, уж точно не от глотка вина.

– Ничего себе, какое оно пьяное, – сказал я. – Если допью до дна, вообще отключусь.

– Из-за меня, наверное, – безмятежно объяснила Агата. – Терпеть не могу компромиссы. Раз вино, значит, должно опьянять. Лично мне отлично зашло, но ты не допивай, если не хочешь. Я не обижусь… Ой, скорее смотри в окно! Видишь, вот эти высокие белые горы там, вдалеке?

– Такой причудливой формы, как будто это гигантские черепа неведомых мёртвых тварей?