Так берегись

Ждал в ответ то ли крика, то ли слёз, то ли очередного проклятия, но вместо этого воцарилась полная тишина, невозможная в едущем поезде. Потому что я больше не ехал в поезде, а сидел на мягкой серебристой траве под изумрудно-зелёным небом, сквозь трещины в котором лился на зыбкую землю ослепительно-белый утешительный свет. Полчаса истекли, я вернулся на Тёмную Сторону. Вернее, она меня забрала.

* * *

– Извини меня, дурака, – сказал я вслух. – Нельзя сюда приходить в таком настроении, это я знаю. Но другого выхода не было. Мне нужна твоя помощь. Поэтому и пришёл.

Ничего особенного не случилось, только свежий лиловый ветер дунул мне в ухо, а другой, ярко-жёлтый, по-летнему жаркий, обмотался вокруг моей головы, как тюрбан, тёмные глыбы, которыми здесь кажутся жилые дома, вдруг засияли разноцветными фонарями, а из соседней рощи белоствольных деревьев донёсся весёлый щебет невидимых птиц; во всём этом не было ничего необычного, так и прежде случалось, но из суммы этих событий совершенно явственно следовало, что меня и прощать-то незачем, потому что никто на меня не сердился. Пришёл, вот и молодец, а в каком настроении – дело десятое. У всех бывают трудные времена.

Я сам постоянно твержу, что Тёмная Сторона – не какое-то конкретное «волшебное место», тем более не могущественное существо, а просто особое состояние сознания и материи, позволяющее магу лично взаимодействовать с Миром, видеть тайную сторону привычных вещей. Но сейчас я ощущал Тёмную Сторону именно что живым существом, к тому же своим старым другом, настолько близким, что я сказал так, словно говорил с человеком, который – ну, просто гораздо старше, мудрей и несоизмеримо могущественней меня:

– Ты же всё знаешь про призрачный поезд. И про мою Агату. И про её придуманные миры. И почему нельзя всё оставить, как есть. От Агаты слишком много вреда, а дальше будет только хуже, это уже понятно. Мне так жаль! Наверное, могло сложиться иначе, но я не справился. Надо было с самого начала как-то иначе себя вести. Проводить с нею больше времени, придумывать развлечения, занять её каким-нибудь новым делом, надолго одну не бросать. Но я не умею иначе. Я – вот такой. И Агата не справилась, потому что тоже не умеет иначе, потому что она – вот такая. И всё пришло к тому, к чему пришло. И теперь я должен попросить тебя исправить то, что я нечаянно натворил, когда овеществил её смертный сон. Других способов избавиться от этой напасти, говорят, нет. Я знаю, что нельзя просить тебя сохранить и сделать живыми выдуманные миры, когда исчезнет Агата. Мне объяснили, что это опасно, а я не хочу тебе навредить. Но если можно сделать для них хоть что-то без ущерба для нашего Мира… Нет, извини, пожалуйста. Не слушай меня. Не надо. Я заткнулся. Больше не буду об этом говорить. Давай покончим с этой историей, прямо сейчас, ладно? Навсегда отменить овеществлённый мною смертный сон моей самой лучшей в мире Агаты я хочу.

Сказал и сам себе не поверил. Я что, правда всё это только что произнёс? И всё сразу закончилось? Больше нет ни Агаты, ни поезда, ни выдуманных миров? Вот так просто от нескольких слов исчезли? Навсегда? Да быть такого не может. Наверняка завтра же выяснится, что призрачный поезд по-прежнему носится по столичным улицам и площадям, так что придётся искать другие способы от него избавиться. Джуффин, конечно, найдёт. Быть такого не может, чтобы Джуффин – и вдруг не справился. Он всегда находит выход из положения, он может всё. Но пока Джуффин ищет, в Шагони, столице герцогства Хирру, будут гореть янтарные фонари; огненный замок на вершине горы Туй-Ирани, продолжит пылать; в Дабулти Гори будут дуть ветры и бить из земли родники; русалки Блаженной Империи Ар-Йетомайри поплывут по Хэль-Утоманскому Водяному мосту из своей Золотой реки в медовое Юттортанское озеро; на платформу вокзала в Авушаройе будут осыпаться увядшие зеркальные лепестки; суровые колдуны на Тёмном полярном материке Чобамбайя войдут в пещеры-глазницы Драконьих гор и, может быть, придумают заклинание, которое поможет им уцелеть, когда не станет Агаты… Так, опомнись, нет никакой Агаты. Её уже вот прямо сейчас больше нет. И поезда нет. И выдуманных реальностей, проносившихся за его окном. Ничего не осталось. Ты же сам об этом только что попросил. Странно теперь надеяться, что твои пожелания вдруг ни с того, ни с сего перестали сбываться на Тёмной Стороне. Ты же знаешь, что всё получилось. Ты всегда это чувствуешь так же ясно, как холодное или горячее, так что не ври себе.

Я нашёл в себе силы сказать: «Спасибо», – потому что нечестно просить о помощи и одновременно отказываться за неё благодарить. А потом улёгся в траву, мягкую, как кеттарийский ковёр. Закрыл глаза, вытянулся, устроился поудобней, заботливый жёлтый ветер слез с моей головы и укутал меня целиком, как одеялом укрыл.