Тайный заговор

Единственным указанием на предприятие была скромная табличка у ворот — «Агентство недвижимости „Pro Curia“». Через въезд он попал на крытую площадку для парковки, огражденную от нежелательных взглядов соседей невысокой стеной.

Появление Бродки сразу же привлекло к себе внимание, и в дверях слева появился хорошо одетый мужчина среднего возраста, который поинтересовался, что ему угодно. Бродка пояснил, что он хотел обратиться в агентство «Pro Curia», чтобы навести справки о сделке, состоявшейся более тридцати лет назад. Хорошо одетый мужчина в первую секунду, казалось, растерялся, но затем представился, назвав себя Лоренцони, и пригласил Бродку войти в здание.

При виде стерильной чистоты, царившей в офисе «Pro Curia», трудно было представить, что здесь проводились сделки с недвижимостью. За белым письменным столом, на котором не было ничего, кроме телефона, сидела, сложив руки, пожилая седовласая секретарша со строгой прической. Белые встроенные шкафы вдоль стен казались холодными и неприступными, и у посетителя невольно возникал вопрос, что же там хранится.

Бродка рассказал Лоренцони о своем открытии, сделанном в учреждении, где хранятся поземельные книги, и поинтересовался, существуют ли еще какие-либо документы этой спорной трансакции. В конце концов, заявил Бродка, крайне необычно, чтобы дом сменил владельца всего за одну марку. Лоренцони приветливо улыбнулся — чересчур приветливо, чтобы можно было поверить в его дружелюбие, — и ответил, что документы о сделках тридцатилетней давности они не хранят. Одно только управление предприятием сменилось за это время трижды. Он сожалеет.

Бродка покинул офис «Pro Curia» с ощущением, что это агентство недвижимости не менее странное, чем сделка за одну марку, состоявшаяся тридцать лет назад.

Дорн, главный редактор журнала «Ньюс», с которым Бродка если и не дружил, то поддерживал приятельские отношения, оказался самым исчерпывающим источником информации. После того как Бродка посвятил его во все подробности доставшегося ему наследства, Дорн припомнил, что несколько лет назад его журнал опубликовал статью о делопроизводстве агентства «Pro Curia». Дорн, тогда еще главный репортер, готовил материал вместе с одним коллегой, и им впоследствии неоднократно угрожали. Ходили даже слухи, что предшественник Дорна ушел со своего поста не по собственному желанию и не по инициативе руководства издательства, а под давлением этой подозрительной организации.

В архиве журнала Бродка нашел выпуск, о котором шла речь. Статье было семь лет, и в ней описывались махинации одной непрозрачной фирмы, которая за фасадом благопристойности занималась какими-то темными делишками. Исходя из данных статьи, «Pro Curia» имела мало общего с посредничеством при квартирных и земельных сделках; напротив, фирма сама владела различной недвижимостью в стране и за ее пределами, а также имела постоянный доход с таких организаций, как церковные фонды и игорные дома. К тому же в статье упоминалось о торговле наркотиками и проституции, но по этим пунктам доказательств не было, только намеки.

При всем желании Бродка даже представить не мог, чтобы его мать состояла в какой-либо связи с подобной организацией. И все же он ни секунды не сомневался в том, что это агентство недвижимости тридцать лет назад просто подарило Клер Бродке жилой дом с квартирами для сдачи внаем. По какой причине? Какую цель преследовали эти люди, будучи такими щедрыми?

Шеф «Ньюс» полагал, что для Бродки будет разумным вообще не упоминать об этом деле. Сам он, по его словам, не напечатает ни строчки по поводу «Pro Curia». Репортер Андреас фон Зюдов, с которым они вместе исследовали это дело, вынужден был покинуть страну при невыясненных обстоятельствах. Нет, сказал Дорн, для него это будет слишком.

Бродка не испугался слов Дорна. Впервые у него появился конкретный след, намек, возможно связывавший некоторые события последних недель, весь этот сумасшедший кошмар, воедино.

Бродка, который уже начал подумывать о том, что у него не все в порядке с головой, и без конца спрашивал себя, не кажется ли ему все это, ухватился за неожиданно возникший след, словно утопающий за соломинку. Водоворот, в который он попал, становился все сильнее и, похоже, тащил его на дно. И вот теперь он наконец обрел почву под ногами, пусть и неустойчивую.

Вообще-то, Бродка намеревался никогда больше не входить в квартиру своей матери. При каждом посещении ему казалось, что в молчаливых стенах притаилось нечто таинственное, опасное и что ему лучше не вступать с ним в конфликт.

И все же теперь, когда за дело взялись перевозчики мебели, Бродка решил непременно при этом присутствовать. Квартира опустела; картины и другие ценные вещи упаковали в ящики и вместе с мебелью отвезли на склад. Бродка намеревался однажды привести все это в порядок, рассортировать и окончательно избавиться от одежды. Ни один из предметов обстановки, не считая полосатого дивана «Бидермейер», ему не понравился. Но старики привязаны к старой мебели. И его мать не была исключением.