— В таком случае, позвольте мне побеседовать с моим другом в оставшееся до посадки время. Искренне сожалею, что причинил вам беспокойство, — обратился американец к стюарду. — Я лечу только до Рима. Через несколько минут я избавлю вас от своего присутствия.
— Все в порядке, сэр, — ответил стюард. — Прошу меня извинить, но правила…
— Конечно, — согласился американец. — Как бы мы обходились без правил. Ну что ж, благодарю вас. Весьма и весьма признателен вам. — Американец сел рядом со мной.
— Ну, наконец-то, — облегченно вздохнул я, когда сотрудник «Ассошиэйтед пресс сервис» вручил мне партитуру Девятой симфонии Бетховена.
— Слишком много проклятых египтян летят этим рейсом. Мне пришлось долго ждать. Я вынужден был сесть в салон туристского класса, ибо салон первого класса пустовал.
— Вы наблюдали за мной в Каире?
— Конечно, — улыбнулся он. — Я ведь должен был убедиться в том, что вы благополучно покинули отель. А в дальнейшем у вас не было недоразумений?
— Нет, — ответил я. У меня слегка закружилась голова. Удача! Мне снова сопутствовала удача. Я поспешно открыл старую партитуру, хотя проверять ее, собственно, не было никакой необходимости.
Американец смотрел в газету, а я машинально изучал партитуру. Четвертая часть. Строка «Все люди будут братьями тогда» отсутствовала в хорале. Да, это был именно мой экземпляр.
— О’кей? — спросил американец.
— О’кей, — ответил я.
Стюардесса обратилась к пассажирам с просьбой пристегнуть ремни и прекратить курение.
Я положил перед американцем свой саквояж.
— А это под вашу ответственность, — сказал я.
— Надеюсь, теперь вы чувствуете себя лучше?
— Еще бы! — воскликнул я и глубоко вздохнул.
Самолет неожиданно накренился, огни в салоне замигали.
— Идем на посадку, — сказал сотрудник Эй-Пи-Эс.
Мы летели в густых облаках, огни все еще мигали, а в ушах ощущалась боль.
Погода в Риме была отвратительная. Шли сильные ливни, колючий северный ветер пронизывал до костей, а ночь была темной, как в преисподней, и лишь аэропорт искрился яркими огнями. Рядом с «Боингом» остановился автобус, который должен был отвезти нас в город. Пассажиры салона первого класса выходили через передний трап, а прочие — через задний. Как только самолет остановился, человек из Эй-Пи-Эс подхватил мой синий саквояж, похлопал меня по плечу, кивнул на прощание головой и поспешил назад в салон туристского класса.
Выйдя из самолета, я почувствовал сильный холод, несмотря на то, что на мне было пальто из верблюжьей шерсти. Другие пассажиры тоже ужасно страдали от холода. Даже японки, одетые в меховые пальто, дрожали как в ознобе. Люди старались быстрее сесть в автобус. Пассажиры салона первого класса имели право первыми сесть в автобус, но я оказался далеко позади всех.
Меня преследовал страх, в толпе я ощущал беспокойство. Я стоял под дождем, дрожал от холода и ждал, ждал посадки в автобус, прижимая спрятанную под пальто партитуру. Транспортные самолеты итальянских, американских и германских военно-воздушных сил ярко освещались прожекторами, огромные автофургоны стояли у грузовых люков, из которых рабочие в блестящих от дождя комбинезонах выгружали контейнеры. На них четко виднелись красные кресты. Это были грузы, предназначенные для Флоренции, где, как известно, и город, и долина реки По подверглись самому ужасному наводнению за последние несколько столетий. Люди, оказавшиеся в районе бедствия, страдали от голода, водной стихии, холода, болезней, приведших к многочисленным жертвам среди населения. В результате этого стихийного бедствия погибли многие сокровища итальянских мастеров эпохи Возрождения.
Внезапный порыв ветра едва не сбил меня с ног. Какой-то седовласый старик схватил меня за руку и втолкнул в автобус. Автобус медленно направился в город. Старик, втолкнувший меня в автобус, снова толкнул меня в бок, пристально глядя своими прищуренными глазами. Затем он вынул из кармана какую-то книжечку и протянул ее мне. Это оказалось удостоверение личности с его фотографией. Я мельком взглянул на документ: «Уильям С. Карпентер, глава бюро Эй-Пи-Эс в Риме». В ответ я слегка откинул полы моего пальто и показал ему партитуру Девятой симфонии Бетховена. Он радостно закивал головой, наклонился ко мне и прошептал:
— Это не мой автобус. Как только он остановится, я сойду и сяду в другой. Я должен лететь в Милан.
Я тупо уставился на него.
— Иначе я бы не смог пробраться к вам.
Он говорил с нью-йоркским акцентом.
— Сейчас я скажу, что ошибся автобусом, и выйду.
— Но почему вы вообще здесь оказались?
— Потому что все пошло прахом, — мрачно сказал он.
— Что значит «пошло прахом»?
— Прошу вас, не так громко.
— Как было условлено, — понизив голос, сказал я, — ваш человек явился ко мне, и я вручил ему саквояж.
— Организовано было неплохо, — сказал Карпентер, — но это был не наш человек.
Я вздрогнул. Автобус качнулся и подпрыгнул.
— Нашего человека остановили по пути в аэропорт «Новый Гелиополис». Его остановил какой-то идиот. Наш сотрудник принял его за жертву автомобильной аварии, они избили его до полусмерти. Сейчас он находится в американском госпитале.