Девушка-служанка суахили вышла из дома и, посмотрев на багаж, занялась чемоданом и сумками Аджии. Только тут мать Ахмеда заметила, что он не один.
– Ахмед, кто эта девушка?
Сделав глубокий вдох, он поманил Аджию.
– Мама, это женщина, которую я люблю, которая однажды подарит тебе внуков. Это Аджия.
Мать Ахмеда остро посмотрела на девушку. Это было неправильно – познакомиться с невестой таким образом. Он привез ее сам, девушку не сопровождали члены ее семьи. Не дело объявлять, что он женится на совершенно незнакомой девице из совершенно незнакомой семьи. Тем не менее мать Ахмеда расплылась в улыбке. Он знал, что так случится.
– Карибу, нзури бинти.
«Добро пожаловать, красавица дочка».
– Ассалам алейкум.
«Мир да будет с тобой».
Мать распахнула объятия, и Аджия, явно с облегчением, шагнула в них, говоря:
– Ва алейкум ассалам. Асанте, рада с вами познакомиться.
Рука об руку они вошли в дом, а счастливый Ахмед следовал за ними.
Как и другие арабы, иммигрировавшие в Танзанию века назад, семья Ахмеда переняла некоторые обычаи суахили – точно так же, как перенимали местные обычаи иммигранты в Америке. Но его мать устроила тут маленький Египет. В гостиной над круглым деревянным столом висела люстра из белого стекла, ножками стола служили вырезанные из дерева верблюды. Плюшевые кресла и вышитые кушетки окружали стол. На краю стола стояли копии египетских погребальных урн, одна с крышкой в виде собачьей головы, другая с головой кота. Из большой темной вазы свешивались каллы. На стене висели длинные папирусы, испещренные иероглифами и изображениями богини Изиды. Увенчанная символом трона, богиня носила головной убор в виде грифа и в одной руке держала анк, а в другой – скипетр. У Изиды было лицо матери Ахмеда. То был один из свадебных подарков его отца.
– Биби Нассан, куда мне поставить это? – спросила служанка. В одной руке у нее было множество сумок Аджии, в другой она тащила чемодан.
– Это ее приданое, – сказал Ахмед.
Мать хлопнула в ладоши:
– Приданое? Наомба куона, Аджия?
«Можно мне посмотреть?»
Когда девушка кивнула, мать сказала:
– Сложи все это в моей комнате.
Мать подвела Аджию к кушетке и села с ней рядом. Ахмед устроился в ближайшем кресле. Вошел слуга, неся поднос с чаем, и поставил его на верблюжий столик. Потом занялся замысловатым ритуалом наполнения чашек. Бургиба почуял в напитке сложную смесь специй.
– Такая красивая девушка, Ахмед, – сказала мать, заставив Аджию покраснеть.
Он знал, что его мать распирают вопросы, которые она не задаст, пока они не сделают хотя бы по глотку чая.
Когда все было готово, мать взяла свою чашку и сказала:
– Афья!
«Ваше здоровье».
Не успели Ахмед и Аджия ответить, не успели сделать ни единого глотка, как раздался чей-то вопль. Они быстро встали. Мать пролила свой чай на ковер.
– Мсаада!
«Помогите!»
– Останьтесь тут! – приказал Ахмед.
Схватив одну из ваз, он выплеснул из нее воду с цветами и двинулся к спальне хозяйки. Аджия и его мать не остались в гостиной, они оказались за спиной Ахмеда, когда он добрался до двери.
В украшенной золотой вышивкой комнате не было никого, кроме служанки-суахили, прижимавшейся к стене. На белой кровати и белом шезлонге лежало приданое Аджии. Служанка уставилась на нечто изогнутое, керамическое, валяющееся на полу. Это был рог животного, заткнутый тканью.
– Дава за учави! – закричала девушка.
«Плохое снадобье!»
Она подумала, что рог – это колдовство.
– Нет-нет, – заверила Аджия, пройдя в комнату мимо Ахмеда. – Ни си учави.
«Это не колдовство».
Она схватила рог и положила его в свою сумочку, словно едва удерживаясь от смеха.
– Ни ту сувенир.
Ахмед знал, что Аджия играет. Это не был сувенир. Ему следовало бы отобрать сверток, который она вынесла от Бабу Энзи, травника; настоять, чтобы она избавилась от него, как только села в такси. Аджия сама назвала Энзи мчави – колдуном. Хотя девушка улыбалась, глаза ее округлились от беспокойства. Поверила ли ей мать Ахмеда?
– Это просто сувенир, – повторил Ахмед матери, которая с перепуганным лицом все еще стояла у двери.
Он подошел к матери и обнял ее за плечи:
– Но, мама, нам нужно идти. У нас вообще-то нет времени на чаепитие. Мы путешествуем.
Мать вошла в спальню, посмотрела на красивые одежды Аджии, потом подняла глаза на Ахмеда:
– Да, мванангу, вам нужно идти. Аллах да будет с вами.
Теперь он не осмелился спросить, может ли он оставить тут приданое Аджии, пока они будут на сафари.
Девушка снова уложила свою одежду, потому что служанка отказалась этим заниматься.
Приехало новое такси, и они сели в него. Ахмед поцеловал на прощание мать. Теперь ее лицо ничего не выражало, оно больше не светилось от радости.
Когда они отъехали, Ахмед сказал:
– Аджия, отдай мне эту штуку!
Но она не послушалась.
– Тебе она не понадобится, – настаивал он. – У меня есть планы…
– Когда я увижу, что у тебя хорошие планы, я ее выброшу. Я обещаю, Ахмед.