– Кто здесь? – спросил я, наклонившись над полом.
В ответ донеслось едва различимое мычание.
– Ночной Дозор! – крикнул я. – Отойдите от входа как можно дальше, вы слышите?
Ответа не было. Однако скребущие звуки стихли.
Я достал ониксовый амулет и ударил по входу в подпол «огненным вихрем». Крышку не сорвало – она просто исчезла вместе с запирающим заклятьем. Амулет опустел. Горящие щепки разлетелись по комнате, вспыхнули занавески из пыльного тюля – Нелли сорвала их и затоптала огонь.
– Свет, – попросил я, – мне нужно больше света.
Девушка щелкнула пальцами, и у нас над головами вспыхнул яркий белый «светлячок». В его мерцании мы увидели неглубокую (метра два) грязную яму, явно выкопанную наспех. Я зажал нос – такой оттуда исходил смрад.
На дне ямы лежал связанный по рукам и ногам Иной. Его рот был заклеен грязной серой лентой. На истончившемся бледном лице лихорадочно горели глаза в глубоких темных впадинах.
Я не сразу узнал в этом обтянутом кожей скелете Федора Ивановича Евстратова.
Увидев нас, он издал сдавленный возглас и потерял сознание.
– Я не знаю, почему они выбрали меня. Мне никто ничего не потрудился объяснить. Они ворвались в мой офис, угрозами заставили составить некую бумагу, разрешающую деятельность Дневного Дозора в детском лагере, а после этого увезли сюда и держали в подвале. Изредка приносили хлеб и воду. Я не знаю, сколько прошло ночей и дней. Я уже потерял всякую надежду, когда… когда…
Евстратов замолчал, вытер влагу со щеки.
– Вы большой молодец, Федор Иванович, – с теплотой сказал Квинт, – если бы не ваши подсказки, никто бы вас никогда не нашел.
Евстратов промокнул глаза платком, запахнул на груди чистую белую рубаху. От него на всю кухню пахло шампунем и земляничным мылом.
– Как моя жена? – спросил он.
– Мы о ней позаботились, не волнуйтесь.
– Федор Иванович, поешьте еще, – с жалостью проговорила Нелли, придвигая к пожилому Иному тарелку ухи.
– Спасибо, дочка. Но скажите, вы… убили их?
– Оборотня пришлось убить, – ответил наш командир, – второй – мелкая сошка, сидит связанный в сенях. Еле догнал его.
– С ними был еще третий. Высокий, длинноволосый… крайне неприятный субъект.
Мы с Нелли переглянулись.
– Его здесь нет, – сказал я, – он вернулся в столицу. Интересно, почему они не убили вас? Обменять хотели?
– Только после первого мая, – тихо добавила Нелли, – после шоу.
Верно. После «Вальпургиевой ночи» все потеряет значение. Наш местный Дозор может завалить Инквизицию жалобами на похищение своего сотрудника – план Завулона, каким бы он ни был, уже осуществится.
– Что за шоу? – слабым голосом спросил Евстратов.
– Кот, приведи-ка сюда нашего друга.
Я приволок из сеней связанного Темного, снял с его головы капюшон, вынул изо рта кляп…
– Гуня!
Да, это был мой старый знакомец. В ту памятную январскую ночь он едва не поймал меня на платформе метро «Киевская». Его волосы отросли и завились, круглое лицо медвежонка вытянулось от стресса, на лбу дрожали крупные капли пота.
– Хочешь жить? – напрямик спросил Квинт.
Парень с ненавистью посмотрел на нас:
– За меня отомстят.
– О тебе все уже забыли. Твои хозяева думают только о завтрашнем шоу.
Гуня облизнул губы, перевел взгляд на Нелли, затем на сидящего за столом Евстратова:
– Сет найдет и убьет вас всех. До единого.
– Если б мог – давно бы убил, – ответил я, – он больше болтает, чем делает, твой Сет.
Гуня нервно хихикнул, но в этот момент Евстратов взял со стола нож и медленно, с искаженным лицом, пошел на него.
– Э-эй! – взвизгнул Темный. – Уберите его от меня!
– А ведь это мысль, – сказал Квинт, – можно просто отдать нахала в распоряжение его бывшего пленника, и пусть тот делает с ним, что захочет.
Он сделал знак Нелли, девушка взяла Федора Ивановича под руку, без труда отняла у него нож и вывела из кухни. Гуня побледнел.
– Зачем вы держали его в плену? – спросил я.
Темный Дозорный отвернулся и молча смотрел на обгорелые шторы в комнате. Квинт повторил мой вопрос, но реакция была такой же.
– Кот, я видел в сенях ножницы и отвертку. Принеси, пожалуйста.
Я выполнил просьбу. Квинт плотнее закрыл дверь в комнату, засучил рукава и принялся за работу. Гуня продержался несколько минут.
– Его хотели снова использовать, – сквозь слезы прокричал он, – хотели инсценировать бегство за границу!
– Зачем?
– Чтобы не трогали лагерь!
Идиотизм, подумал я. Гесер и так плевать хотел на вашу затею с лагерем.
– Зачем вам этот лагерь? Что вы там делали с детьми?
– Откуда мне знать? – огрызнулся парнишка. – Я вообще там не был никогда.
Квинт принялся медленно поворачивать по часовой стрелке отвертку, перетянутую за спиной у пленника веревочными петлями:
– Ответь на простой вопрос, Гуня. Зачем туда свозят потенциальных Иных?
Темный взвыл:
– Их готовят! Готовят к будущей роли!
Я отвернулся. Каким бы Гуня ни был гадом, мне стало его жаль. Почему-то вспомнилось вчерашнее обсуждение вопросов морали за поеданием шаурмы и бутербродов.