Тайный дневник врача Гитлера

1 октября 1944 года

Я снова предложил срочно сменить обстановку (на Берлин) либо на 2-3 дня, а затем в горы на 12-14 дней, либо просто в Берлин на 8-10 дней. Он с ходу отвергает Бергхоф и говорит, что Берлин не подходит, так как ему (пациенту) пришлось бы постоянно спускаться в бункер, а он в настоящее время не может много ходить и слишком слаб. Я сослался на непригодность нового бункера для него, жилые и спальные помещения крошечные, и, несмотря на систему вентиляции, в них слишком мало кислорода. Он слишком скромен как высший человек и лидер рейха. Он дал мне обещание, что будет чаще совершать прогулки.

– Вы так говорите, но на самом деле не делаете, – возразил я и сказал: – Я считаю жизненно важным, чтобы вы наращивали физический резерв, потребляя как можно больше кислорода, тем самым создавая лучшие условия для сгорания пищи при вероятных нагрузках в ближайшие месяцы.

Когда я уходил, фюрер внезапно резко выпрямился и сказал, что у него сильная и колющая боль в сердце.

Вопрос с Венгрией разрешён, однако новости о смерти Шмундта [накануне] отложили до завтрашнего утра.

Заговор врачей

Происхождение спазмов Гитлера начало интриговать соперников Морелля. В сентябре 1944 года ЛОР-врач Эрвин Гизинг случайно обнаружил их возможную причину. Он заметил, что в комнату вносили поднос с завтраком Гитлера: тарелку овсянки, два тонких ломтика хлеба, стакан апельсинового сока – и маленькую больничную тарелочку с несколькими белыми витаминовыми пастилками и шестью чёрными таблетками. Гизинг начал размышлять об этих чёрных таблетках. Их состав был напечатан на плоской алюминиевой банке, в которой они поступали, – “Таблетки от метеоризма доктора Кестера”. 120 содержали половину грамма extractum nucis vomic (иначе известного как стрихнин), половину грамма extractum belladonnae (смертельный паслён или атропин), один грамм extractum gentianae (горечавка). По грубым подсчётам Гизинга, судя по количеству таблеток на тарелке, Гитлер ежедневно принимал смертельную дозу стрихнина и атропина – смертельных ядов.

Сначала Гизинг держал эти необычные умозаключения при себе. Почти наверняка он разглядул шанс избавиться от противоречивого профессора Морелля. Но он хотел быть уверенным. Он стащил несколько таблеток и отправил их на анализ. А из Кенигсберга он получил "Справочник по фармакологии" Э. Поулссона. Содержащейся в нём информация о действии атропина и стрихнина было достаточно Гизингу, чтобы мозаика сложилась.

Он подсчитал, что в 10 таблетках содержится больше максимально разрешённой дозы стрихнина. Казалось, во всём виноваты таблетки от метеоризма. “В конце концов, Гитлер постоянно пребывал в эйфорическом состоянии, – напишет он в ноябре 1945 года, – и не было других объяснений. Вероятно, этим же объясняется его экзальтация при принятии решений после крупных политических или военных неудач”. В "Справочнике" говорилось, что “атропин [...] воздействует на передний мозг и вызывает яркий полёт идей, разговорчивость и беспокойство, зрительные и слуховые галлюцинации и приступы бреда, которые могут быть мирными и безмятежными, но в равной степени могут закончиться насилием и безумием”.

Хотя Гизинг был уверен, что таблетки от метеоризма вредны, он был осторожен, связывая недавнюю желтуху Гитлера с этими невзрачными чёрными таблетками.

Морелль утверждал, что гепатит Гитлера вызван обыкновенной задержкой желчи, нервным спазмом на выходе из жёлчного пузыря. Гизинг напишет год спустя: “Я думаю, что это крайне маловероятно: нервное сужение выходного отверстия желчного пузыря не приводит ни к длительному периоду желтухи [жёлтая окраска кожи], ни к постельному режиму в течение почти 4 недель, и Мореллю не пришлось бы так яростно отказываться от любых анализов крови и мочи”.