— Товарищ полковник, это не все. Я до вашего прихода побывал в местной психбольнице и узнал кое-что интересное. Оказывается, Борисенков, который, по предположению Царегородцева, устроил взрыв в Клину, два года назад был помещен в эту самую психушку как человек, который направо и налево кричал, что большевики убили царя Николая и всю царскую семью и грозился отомстить. А спустя год новая комиссия врачей-психиатров признала Борисенкова неопасным для общества, и он вышел на свободу. Не догадываетесь, кто был председателем комиссии?
— Уж не Воропаев ли?
— Так точно, Воропаев.
Банных переменился в лице.
— А вот это уже интересно. Получается, они знакомы?
Дружинин не ответил и продолжал:
— Но и это еще не все. В ваше отсутствие я заново просмотрел дело Крохмаля, и мне показалось странным следующее. В доме Крохмаля в прихожей были обнаружены отпечатки пальцев, не принадлежащие Крохмалю. Чьи они? Тогда, три месяца назад, разбираться не стали — Крохмаль написал посмертное покаянное письмо, и дело закрыли. А сейчас я не сомневаюсь, что это были отпечатки Воропаева, который последним был у Крохмаля и, скорее всего, подмешал ему яд в коньяк.
Выслушав Дружинина, Банных взялся за телефон. Разговаривал недолго.
— Да-да. Надо срочно увидеться, — последнее, что услышал Дружинин из разговора.
Положив трубку, Банных поднялся:
— Поехали, майор. Прокурор ждет.
Серебристый авиалайнер не спеша подъезжал к зданию аэровокзала. Жужжали двигатели, заканчивающие свою работу; стройной линией высвечивались огни иллюминаторов. Сергей Дружинин и двое оперативников со второго этажа здания наблюдали за происходящим. Невдалеке от них стояли встречающие: председатель спорткомитета Торговкин, в прошлом тренер легкоатлетов Игнатенко, еще несколько человек, а также родные и друзья спортсменов.
Наконец подали трап. Сергей и оперативники спустились этажом ниже и, показав удостоверения дежурному, вышли на летное поле. Поскольку Воропаева в лицо они не видели, а представляли только по небольшой фотографии из личного дела, вместе с ними к трапу самолета направился и Игнатенко, хорошо знавший Воропаева.
Спортсмены, военнослужащие, возвращающиеся из отпуска отдыхающие — разношерстная толпа быстро перемещалась к зданию аэровокзала. Сергей всматривался в лица, временами переводя взгляд на Игнатенко. Тот по просьбе Сергея должен был при виде Воропаева подойти к нему, поздороваться и завязать разговор. Но Игнатенко напряженно смотрел на парней и девушек в спортивных костюмах и с большими спортивными сумками. Впереди них уверенным шагом шел высокий человек лет сорока пяти, очевидно, глава делегации. Воропаева среди них не было.
— Герман! — окликнул его Игнатенко.
Тот подошел и, улыбнувшись, подал руку.
— Здравствуйте, Борис Васильевич. Спасибо, что пришли встречать.
Затем тот, кого звали Германом, сделал знак своим подопечным:
— Идите, ребята, там на площади для вас стоит автобус. Я минут на десять задержусь.
По разговору Германа и Игнатенко Сергей понял, что Герман его ученик, а ныне старший тренер сборной области. Разговоры же у них были в основном на спортивные темы, в первую очередь о предстоящей Спартакиаде народов СССР в Москве. Лишь в конце беседы Игнатенко как бы невзначай спросил:
— А где же тренер-консультант? Куда Воропаева подевали?
Герман усмехнулся:
— Если вы имеете в виду Юрия Григорьевича, то он приедет поездом.
— Поездом? Завтра?
— Не могу сказать. Мы пробыли в Клину три дня. Собирались уезжать, а он заявил, что ненадолго остается. У него там родственники.
— Так поездом или самолетом?
— Поездом, это точно. Он последнее время самолетами не летает.
Дружинин понял, что ему пора вмешаться:
— Простите, Герман. Меня зовут Сергей Никитич. Я пришел встречать Юрия Григорьевича, а его нет. Вы не могли бы объяснить, почему он предпочитает поезд, а не самолет?
Глава делегации устремил взгляд куда-то вдаль, видимо, размышлял, вспоминал. Потом перевел взгляд на Сергея.
— Сам не пойму. Год назад мы вместе летели в Ленинград. Я по своим делам, он — по своим. Так он признался, что в самолетах хорошо спит. А теперь, когда вернулся к нам работать тренером-консультантом — предпочитает ездить только на поезде.
— Может, фобия?
— Да не было у него никакой фобии. Он сам, насколько мне известно, лечит людей с фобиями.
Теперь настало время задуматься Сергею. Герман с Игнатенко подходили уже к зданию аэровокзала, а Дружинин все размышлял: «Поезд… почему именно поезд? Что ж, придется караулить Воропаева на вокзале».
Но и на вокзале не получилось. Из всех поездов, следовавших в последние дни из Москвы до Челябинска или проходящих через Челябинск, никто, похожий на Воропаева, на станции не сходил.