Тайный агент

Наконец они проболтались: уговор совершить самоубийство вдвоем — вот что полицейский подразумевал под юридическим убийством. Они вообразили, что он убедил ее первой выброситься из окна, а сам спокойно спустился по лестнице — чудовищная подлость. Господи, что же их навело на такое подозрение? Он устало сказал:

— Нет, не предлагал.

— Кстати, — полицейский глядел в сторону на скверную картину на стене, — почему вы остановились в этом отеле?

— Номер был заказан еще до моего приезда.

— Следовательно, вы раньше знали эту девочку?

— Каким образом? Я не был в Англии почти восемнадцать лет.

— Вы выбрали довольно странный отель.

— Не я, а мое начальство.

— Почему же в Дувре вы на паспортном контроле заявили, что остановитесь в гостинице «Стрэнд-палас»?

Он чувствовал, что изнемогает. Каждый его поступок после того, как он ступил на берег Англии, оборачивался против него.

— Я думал, что это простая формальность.

— Почему?

— Чиновник в Дувре подмигнул мне, когда спрашивал, где я остановлюсь.

Полицейский невольно вздохнул. Видно было, что он собирается закрыть блокнот.

— В общем, вы не можете пролить свет на это, так сказать, самоубийство?

— Ее убили управляющая гостиницей и человек по имени К.

— С какой целью?

— Этого я еще точно не знаю.

— Вы, наверное, удивитесь, если узнаете, что она оставила письменное заявление.

— Не может быть.

Полицейский сказал:

— Если бы вы во всем признались, и вам и нам было бы легче. — И добавил презрительно: — За самоубийство по сговору не вешают. Хотя, по-моему, зря.

— Могу ли я видеть, что писала девочка?

— Пожалуй, я прочту вам несколько выдержек, если это поможет вам сознаться. — Он откинулся в кресле и откашлялся, как будто собирался огласить поэму собственного сочинения.

Д. сидел, опустив руки и разглядывая физиономию секретаря посольства. Предательство черным облаком заволокло весь мир... Он подумал: «Это конец. Если они способны убить ребенка...» Он представил себе, как она летела вниз, к заледеневшему тротуару, какими долгими казались ей две секунды падения. Слепая ярость поднималась в нем. Хватит, он достаточно долго был пешкой в чужих руках. Пора начать действовать самому. Если они понимают один язык — насилие, что ж, будет им насилие. Секретарь беспокойно заерзал под его взглядом и сунул руку в карман, где, должно быть, лежал пистолет. Вероятно, он захватил оружие, когда выходил докладывать послу.

Полицейский начал читать:

— «Я не могу этого больше выдержать. Сегодня вечером он обещал, что мы вместе уедем отсюда навсегда». Видите, она вела дневник. Между прочим, очень хорошо написано.

Полицейский ошибался. Дневник был написан отвратительным языком журнальчиков, которые читала Эльза. Но Д. как будто слышал ее голосок, слышал, как она запинается, произнося неуклюжие фразы. Он поклялся себе: «Кто-нибудь поплатится за это жизнью». Такую же клятву он дал, когда расстреляли его жену. Но то обещание он так и не выполнил.

— «Сегодня вечером, — продолжал читать полицейский, — я подумала, что он любит другую, но он сказал, что это не так. Я не думаю, что он из тех мужчин, которые порхают с цветка на цветок. Я написала Кларе о нашем плане. Думаю, она опечалится, когда узнает». Где она выучилась так здорово писать? Прямо как в романе, — с чувством сказал полицейский.

— Клара, — объяснил Д., — это проститутка. Вам бы следовало ее найти. Это не сложно. Если она не выбросила письмо Эльзы, вам все станет ясно.

— Все и так достаточно ясно.

— Наш план, — упрямо продолжал Д., — заключался в том, что я всего-навсего собирался забрать ее сегодня из отеля.

— То есть собирались вступить в интимную связь с несовершеннолетней?

— Я не такая скотина. Я просил мисс Каллен подыскать для нее работу.

— Правильно ли будет сказать, что вы уговорили девочку уйти с вами, пообещав устроить ее на работу?

— Конечно неправильно.

— Но это вытекает из ваших слов. Ну, а что вы можете сказать относительно этой Клары? При чем тут она?

— Она приглашала девочку к себе в горничные. Мне казалось, что это не лучший выход для Эльзы.

Полицейский начал писать: «Некая молодая особа предложила ей работу, однако мне эта работа показалась неподходящей, и я уговорил ее уйти со мной...»

Д. сказал:

— Вы пишете в ее стиле.

— Шутки тут неуместны.

Ярость неудержимо росла в нем. Ему вспомнилось, как она говорила: «Большинство постояльцев любит копченую рыбу». Вспомнились ее манера поворачивать голову, ее боязнь одиночества, ее безграничная детская преданность.

— Я не думаю шутить. Я говорю вам — это не самоубийство. Я обвиняю хозяйку и мистера К. в преднамеренном убийстве. Ее толкнули вниз...

Полицейский прервал его:

— Это уж наше дело, кого обвинять. Управляющая, разумеется, была подвергнута допросу. Она глубоко опечалена. Она признает, что, возможно, иногда была груба с ребенком. Что касается К., мы ничего о нем не слышали. Постояльца с такой фамилией в гостинице нет.

Д. настаивал:

— Я вас предупреждаю. Если вы не накажете виновных, это сделаю я.

— Ну, хватит, — сказал полицейский. — В этой стране вы уже больше ничего не сделаете. Пожалуй, пора идти.