— Теоретически. Только теоретически, в условном смысле за границей, — сказал помощник комиссара, намекая на то, что посольство считается частью той страны, которую представляет[96]. — Но это детали. Я заговорил с вами об этом деле потому, что именно ваше правительство больше всех недовольно нашей полицией. Видите, мы не так уж и плохи. Мне хотелось именно вам рассказать о нашем успехе.
— Разумеется, я весьма признателен, — процедил мистер Владимир сквозь зубы.
— Нам известны наперечет все здешние анархисты, — продолжил помощник комиссара, словно цитируя главного инспектора Хита. — Все, что нужно сейчас, — это избавиться от такого явления, как agent provocateur, и тогда все успокоится.
Мистер Владимир поднял руку, подзывая проезжавший мимо хэнсом.
— Не хотите ли зайти? — спросил помощник комиссара, глядя на здание благородных пропорций и гостеприимного вида; свет, горевший в просторном вестибюле, сквозь стеклянные двери падал на широкую лестницу.
Но мистер Владимир уже сидел с каменным видом в хэнсоме и отъехал, не говоря ни слова.
Помощник комиссара тоже не стал заходить в благородное здание (это был «Клуб путешественников»). У него мелькнула мысль, что мистер Владимир, почетный член клуба, вряд ли теперь будет появляться в нем особенно часто. Он взглянул на часы — была еще только половина одиннадцатого. У него выдался очень насыщенный вечер.
Глава одиннадцатая
После того как главный инспектор Хит удалился, мистер Верлок принялся расхаживать по гостиной. Время от времени через открытую дверь он бросал взгляд на жену. «Она уже все знает», — думал он, чувствуя одновременно и жалость, и некоторое облегчение. Душа мистера Верлока, хоть, возможно, и лишенная величия, способна была на нежные чувства. Мысль о том, что ему самому пришлось бы все рассказать жене, бросала его в дрожь. Главный инспектор Хит избавил его от этой необходимости. Что ж, и то хорошо. Теперь нужно встретиться лицом к лицу с ее горем.
Мистер Верлок не ожидал, что ему придется иметь дело с горем, вызванным смертью, катастрофичность которой делает бессильной любую доказательную софистику, любую успокоительную риторику. Мистер Верлок совсем не хотел, чтобы Стиви погиб так внезапно и так страшно. Вовсе нет. Мертвый Стиви причинял ему неизмеримо больше неудобств, чем когда-либо доставлял живой. Мистер Верлок надеялся, что задуманное дело окончится благополучно, полагаясь не столько на разум Стиви (ведь разум порой может сыграть с человеком злую шутку), сколько на слепое послушание и слепую преданность юноши. Не будучи особенно силен в психологии, мистер Верлок сумел, однако, измерить всю глубину фанатизма Стиви. Почему бы, собственно, Стиви не успеть удалиться от стен Обсерватории и не уйти тем путем, который загодя был несколько раз ему показан, а затем не присоединиться за пределами парка к своему зятю — мудрому и доброму мистеру Верлоку? Самому распоследнему дураку хватило бы пятнадцати минут, чтобы положить устройство куда надо и исчезнуть, — а Профессор гарантировал более пятнадцати минут. Но Стиви споткнулся через пять минут после того, как был предоставлен самому себе. И теперь мистер Верлок ощущал себя морально разорванным на куски. Он предвидел все что угодно, но только не это. Он предвидел, что Стиви заблудится и потеряется, что он будет искать его и найдет в конце концов в каком-нибудь полицейском участке или местном работном доме. Он предвидел, что Стиви могут арестовать, и не опасался этого, потому что был высокого мнения о его верности; на протяжении многих прогулок он внушал ему, почему нужно хранить молчание. Словно философ-перипатетик[97], прогуливаясь по улицам Лондона, мистер Верлок с помощью тонких аргументов менял воззрения Стиви на полицию. Ни у одного мудреца не было более внимательного и восхищенного ученика. Преданность и преклонение выражались столь явно, что мистер Верлок начал чувствовать к Стиви своего рода симпатию. Так или иначе, он не предвидел, что его причастность к делу будет так быстро установлена. Что жена додумается пришить адрес к изнанке пальто Стиви, было последнее, что мистеру Верлоку могло прийти в голову. Всего предусмотреть нельзя. Так вот, оказывается, что она имела в виду, когда сказала, чтобы он не беспокоился, если во время прогулки вдруг потеряет Стиви. Она заверила его, что с мальчиком все будет в порядке и он обнаружится. Ну он и обнаружился — вот и получай теперь!
«Да уж», — бормотал мистер Верлок в удивлении. Зачем она это сделала? Позаботилась о нем, чтобы ему не приходилось каждую секунду следить за Стиви? Наверное, она хотела как лучше. Только вот ей следовало бы предупредить мужа об этой мере предосторожности.
Мистер Верлок зашел за прилавок. Он не собирался набрасываться на жену с горькими упреками. У мистера Верлока не было горечи на душе. Неожиданный поворот событий сделал его адептом фатализма. Сейчас уже ничего нельзя было исправить. Он сказал:
— Я не хотел, чтобы с мальчиком случилось что-нибудь дурное.