Тайный агент. На взгляд Запада

— В первый раз я его увидел чуть более семи лет назад, когда оба Их Императорских Высочества и имперский канцлер приезжали сюда с визитом. Меня поставили отвечать за их охрану. Тогда послом был барон Штотт-Вартенгейм — очень нервный старый джентльмен. Однажды вечером, за три дня до приема в Гилдхолле^[69], он вызвал меня к себе. Я находился у входа — как раз кареты должны были отвезти Их Императорских Высочеств и канцлера в оперу. Я тут же поднялся наверх. Барон был в ужасном волнении: метался по своей спальне, заламывая руки; на него было жалко смотреть. Он заверил меня, что полностью доверяет нашей полиции и мне лично, но вот из Парижа только что прибыл человек с абсолютно достоверными сведениями, и он просит, чтобы я этого человека выслушал. Он тут же завел меня в туалетную комнату по соседству — там на стуле сидел крупный мужчина в тяжелом пальто, с тростью и шляпой в руке. Барон обратился к нему по-французски: «Говорите, друг мой». Комната была освещена не слишком ярко. Разговор наш продолжался минут пять. То, что он сообщил, действительно вызывало серьезную тревогу. Потом барон нервно отвел меня в сторону и стал расхваливать этого человека, а когда я обернулся, тот уже исчез, словно призрак. Должно быть, встал и выскользнул с черного входа. Бежать за ним времени не было: посол уже спускался по главной лестнице и мне нужно было спешить за ним, чтобы лично проследить за отъездом в оперу. Однако в ту же ночь я предпринял некоторые действия на основании полученных сведений. Не знаю, насколько они были точны, но дело выглядело достаточно серьезно. Весьма вероятно, нам удалось предотвратить большие неприятности, которые могли произойти в день визита Их Императорских Высочеств в Сити.

Потом прошло время, и где-то месяц спустя после того, как меня назначили главным инспектором, я шел по Стрэнду и обратил внимание на высокого дородного мужчину, поспешно выходившего из ювелирной лавки, — мне показалось, что где-то я уже его видел. Он зашагал в направлении Чаринг-кросс^[70], туда же, куда направлялся и я, и некоторое время я шел за ним. Потом, на другой стороне улицы, я увидел одного из наших, подозвал его и, показав на мужчину, велел понаблюдать за ним пару деньков, а потом доложить мне. Уже на другой день мой человек явился и сообщил, что только что, в 11.30 утра, объект наблюдения оформил в бюро записей гражданского состояния брак с дочерью женщины, у которой снимал комнату, после чего уехал с нею на неделю в Маргейт^[71]. Детектив видел, как укладывали чемоданы в кэб. На одном чемодане были старые парижские наклейки. Почему-то этот тип все не выходил у меня из головы; и вот, когда мне в очередной раз пришлось побывать по служебным делам в Париже, я завел о нем разговор с тем моим приятелем из французской полиции. Приятель сказал: «Судя по вашему описанию, это один довольно известный прихлебатель, эмиссар революционного Красного Комитета. Он уверяет, что по рождению англичанин. Мы подозреваем, что он уже несколько лет работает тайным агентом одного из иностранных посольств в Лондоне». Вот тогда я и вспомнил все. Это был тот самый субъект, который сидел на стуле в туалетной комнате барона Штотт-Вартенгейма, а потом бесследно исчез. Я подтвердил приятелю, что он совершенно прав, мне точно известно: этот человек — тайный агент. Потом приятель раздобыл для меня досье на него. Я решил, что изучить это досье будет нелишне; но вы, сэр, наверное, вряд ли пожелаете выслушивать сейчас его историю?

Помощник комиссара, не убирая ладоней из-под щеки, покачал головою.

— Сейчас главное — история ваших отношений с этим полезным господином, — промолвил он. Его усталые, глубоко посаженные глаза медленно закрылись, но тут же быстро открылись, и взгляд их снова стал живым и внимательным.

— В них нет ничего официального, — с досадой сказал главный инспектор. — Как-то вечером я зашел к нему в лавку, представился и напомнил о нашей первой встрече. Он и бровью не повел. Он сказал, что женился, остепенился и хочет только одного: чтобы ему не мешали спокойно вести дела. Я взял на себя обещание, что, если он не совершит ничего уж совсем вопиющего, полиция беспокоить его не будет. Для него это имело значение: ведь стоит нам сказать пару слов таможенникам, и посылки, которые он получает из Парижа и Брюсселя, будут вскрываться в Дувре — а это наверняка означает конфискацию, а то и возбуждение уголовного дела.

— Ненадежное у него ремесло, — пробормотал помощник комиссара. — Почему он именно им стал заниматься?

Главный инспектор бесстрастно-пренебрежительно поднял брови.

— Связи, скорее всего: какие-нибудь его дружки на континенте сбывают товар подобного рода. Такие знакомства — в его духе. И кроме того, он большой лентяй — как, впрочем, и все они.

— Что вы получаете от него в обмен на ваше покровительство?

Главный инспектор не был склонен подробно распространяться о ценности услуг, предоставляемых мистером Верлоком.