Тайный агент. На взгляд Запада

На мгновение распахнув пиджак, он мельком показал Оссипону резиновую трубку, которая, как тонкий коричневый червь, выползала из проймы жилета и ныряла во внутренний нагрудный карман пиджака. Весь его костюм неопределенно бурого цвета был покрыт пятнами, потерт, запылен на сгибах; пуговичные петли совсем обмахрились.

— Детонатор частично механический, частично химический, — со снисходительной небрежностью пояснил человечек.

— И сработает, конечно, мгновенно? — пробормотал Оссипон, слегка вздрогнув.

— Не совсем, — через силу признался человечек, горестно искривив рот. — Целых двадцать секунд должно пройти до взрыва, после того как я сожму шарик.

— Ого! — присвистнул Оссипон в совершенном ужасе. — Двадцать секунд! Кошмар! И вы хотите сказать, что выдержите это? Да я бы с ума спятил…

— Это бы ничего не изменило. Конечно, это слабое место системы, которую я придумал исключительно для себя. Вообще приведение устройства в действие — самая большая для нас проблема. Я пытаюсь изобрести детонатор, который будет приспособлен к любым условиям и даже к внезапным изменениям условий. Механизм вариативного действия и при этом абсолютно точный. По-настоящему умный детонатор.

— Двадцать секунд, — снова пробормотал Оссипон. — Уф! А потом…

Легкий поворот головы — и блестящие очки быстро прикинули размеры пивной, расположенной в подвальном этаже знаменитого ресторана «Силенус»^[51].

— Никто в этом зале не спасся бы, — последовало заключение. — Даже вон та пара, что поднимается сейчас по лестнице.

Пианино, стоявшее рядом с лестницей, с развязным пылом перешло на мазурку, как будто некий вульгарный и бесстыдный дух решил продемонстрировать все свои таланты. Непостижимым образом клавиши сами собой нажимались и отпускались. Потом все смолкло. На миг Оссипону представилось, будто этот ярко освещенный зал превратился в страшную черную дыру, изрыгающую жуткий смрад, заваленную битым кирпичом и изуродованными трупами. Видение разрушения и смерти было столь отчетливым, что он опять вздрогнул. Его собеседник со спокойным самодовольством заметил:

— В конечном счете безопасность человека зависит только от его характера. В мире найдется очень немного людей с таким, как у меня, уравновешенным характером.

— Интересно, как вы его выработали, — проворчал Оссипон.

— Сила личности, — ответил человечек, не повышая голоса. И это утверждение, вышедшее из уст столь жалкого на вид существа, заставило дюжего Оссипона прикусить нижнюю губу. — Сила личности, — повторил он нарочито спокойным тоном. — Я имею средства, для того чтобы сделаться смертоносным, но само по себе это, как вы понимаете, ничего не дает для моей защиты. Здесь важно другое — то, что они верят в мою готовность стать смертоносным. Такое у них создалось впечатление. Оно неколебимо. И вот поэтому-то я по-настоящему смертоносен.

— Среди них тоже встречаются люди с характером, — зловеще пробормотал Оссипон.

— Возможно. Но сила характера, понятно, бывает разной. Вот на меня, например, они впечатления не производят, — следовательно, они характером слабее. Да иначе и быть не может. Их характер основывается на общепринятой морали, он — производное от общественного устройства, а мой свободен от всего искусственного и наносного. Они по рукам и ногам связаны условностями. Они выступают на стороне жизни, то есть, ежели брать данный конкретный случай, исторического факта, окруженного всякого рода ограничениями и нормами, сложно устроенного, организованного факта, который можно атаковать в любой его точке; а я выступаю на стороне смерти, которая не знает ограничений и которую атаковать невозможно. Мое превосходство очевидно.

— Это трансцендентальный подход к вопросу, — произнес Оссипон, наблюдая за холодным блеском круглых очков. — Не так давно я слышал, как Карл Юндт говорил что-то очень похожее.

— Карл Юндт, — презрительно пробормотал человечек, — делегат Международного Красного Комитета, всю свою жизнь был просто позирующей тенью. Вас там, кажется, трое — делегатов? Я не буду давать оценку двум другим, потому что один из них — вы. Но слова, которые вы произносите, ровным счетом ничего не значат. Вы, конечно, достойны всяческих похвал как делегаты, уполномоченные вести революционную пропаганду, но беда не только в том, что вы способны к самостоятельному мышлению не больше, чем какой-нибудь журналист или респектабельный бакалейщик, но и в том, что у вас начисто отсутствует характер.

Оссипон даже вздрогнул от негодования.

— Но чего вы хотите от нас? — воскликнул он приглушенным голосом. — И сами вы — чего добиваетесь?

— Создания самого лучшего, совершенного детонатора, — последовал безапелляционный ответ. — Что означает эта ваша гримаса? Видите, вы не в силах вынести даже простого упоминания о радикальных средствах.

— Не строю я никаких гримас, — сердито пробурчал раздраженный Оссипон.