Тайный агент. На взгляд Запада

Вот уже некоторое время неподвижное стояние мистера Верлока рядом с креслом напоминало состояние комы — своего рода пассивную бесчувственность, прерываемую слабыми конвульсивными вздрагиваниями, — так вздрагивает на каминном коврике собака, которой снится кошмар. И на беспокойное собачье ворчание был похож голос мистера Верлока, повторивший последнее слово:

— Астрономии?

Он еще не вполне оправился от ошеломления, в которое вылилась попытка следовать за быстрыми язвительными рассуждениями мистера Владимира. Они превосходили способность мистера Верлока к усвоению. Они вызывали у него раздражение. Чувство раздражения усугублялось чувством недоверия. И тут неожиданно его осенило: все это просто-напросто изощренная шутка! Мистер Владимир белозубо улыбался; его круглое лицо с ямочками на пухлых щеках светилось добродушием над ощетинившейся бабочкой. Любимец светских интеллектуалок принял именно ту позу, какую принимал в гостиных, отпуская изящные остроты. Выдвинувшись в кресле, склонив голову набок и подняв белую руку, он, казалось, деликатно удерживал между большим и указательным пальцами тонкую нить своего рассуждения.

— Лучше ничего не придумаешь. Подобная акция сочетает максимально высокое уважение к гуманности с вызывающим тревогу проявлением самого свирепого кретинизма. Бьюсь об заклад, и самым оригинально мыслящим журналистам не удастся убедить публику, что у пролетариев могут быть личные обиды на астрономию. Даже голод сюда никак не притянешь — а, как вы думаете? Но есть и другие преимущества. Весь цивилизованный мир знает о Гринвиче. Даже чистильщики сапог в метро на Чаринг-кросс-стейшн^[39] что-нибудь да слышали о нем. Улавливаете мою мысль?

Лицо мистера Владимира, столь известного в высшем обществе своей приятной и веселой любезностью, сияло сейчас циничным самодовольством, которое удивило бы интеллектуалок, привыкших получать тонкое наслаждение от его остроумия.

— Да, — продолжал он с презрительной усмешкой, — когда нулевой меридиан^[40] взлетит на воздух, вот тогда поднимется настоящий вой.

— Трудное дело, — пробормотал мистер Верлок, чувствуя, что это единственное бесспорное замечание, какое можно отпустить по этому поводу.

— Да почему же, собственно? Разве в вашем распоряжении нет целой банды? Лучших из отбросов общества? Да взять хотя бы старого террориста Юндта. Я чуть ли не каждый день вижу, как он прогуливается по Пикадилли^[41] в своем зеленом гавелоке^[42]. А Михаэлис, апостол, досрочно выпущенный из тюрьмы под надзор полиции? Вы ведь не хотите сказать, что не знаете, где он? Потому что, коли не знаете, я могу сообщить вам, — угрожающим тоном продолжил мистер Владимир. — Если вы воображаете, что вы один получаете жалованье из тайной кассы, вы ошибаетесь.

Это совершенно излишнее замечание заставило мистера Верлока слегка переступить с ноги на ногу.

— А все эти лозаннские ребята, а? Разве они не перекочевали все сюда при первом же известии о миланской конференции? Нелепая страна!

— Это будет стоить денег, — движимый своего рода инстинктом, высказался мистер Верлок.

— Этот номер не пройдет, — с удивительной точностью воспроизведя английское произношение, парировал мистер Владимир. — Пока ничего не произошло, вы будете получать каждый месяц только то, что вам причитается. А если в самое ближайшее время ничего не произойдет, вы не будете получать даже этого. Чем вы там занимаетесь для вида? Чем, как предполагается, зарабатываете на жизнь?

— Я держу лавку, — ответил мистер Верлок.

— Лавку? Какую лавку?

— Канцелярские товары, газеты. Моя жена…

— Ваша что? — гортанно, на среднеазиатский манер, прервал его мистер Владимир.

— Моя жена. — Мистер Верлок слегка повысил свой сиплый голос. — Я женат.

— Черт подери! — с неподдельным удивлением воскликнул мистер Владимир. — Женаты! И при этом называете себя анархистом! Что за дурацкая чепуха! Но вы, наверно, неточно выразились. Анархисты не женятся. Всем это прекрасно известно. Они не могут жениться. Для них это равносильно отступничеству.

— Моя жена не анархистка, — угрюмо пробормотал мистер Верлок. — И кроме того, это вас не касается.

— Еще как касается! — рявкнул мистер Владимир. — Я начинаю убеждаться, что вы совсем не годитесь для той работы, для которой вас наняли. Ваша женитьба наверняка полностью дискредитировала вас в вашем кругу. Разве нельзя было обойтись без этого? Такова-то ваша преданность делу, а? Одна привязанность, другая, и скоро от вашей полезности ничего не останется.

Мистер Верлок, надув щеки, с шумом выпустил воздух, и этим все ограничилось. Он вооружился терпением. Терпеть в любом случае оставалось недолго. Первый секретарь внезапно заговорил лаконично, отстраненно и как бы подводя итог.

— Вы пока можете идти, — сказал он. — Динамитная акция должна быть проведена. Даю вам месяц. Заседания конференции приостановлены. Перед тем как она соберется снова, что-то должно произойти — в противном случае наши отношения прекратятся.

Потом он снова с беспринципной легкостью сменил тон.