Сергей стоял в сторонке. Отчаянье, охватившее его от бессилия помочь товарищу, буквально разрывало сердце на части. Душа парня обливалась слезами, но он не знал, как помочь другу. В лагере они были всего лишь месяц, но Сергею уже давно не хотелось жить. Он был чрезмерно слаб физически, и к тому же у него болело сердце, но здесь его здоровье никого не интересовало. Парень был в отчаянье, понимая, что ему здесь не выжить, что из-за него страдает Коля, но и выхода из создавшейся ситуации он не видел.
– Тридцать пять., сорок, – было видно, что, Коля отжимался из последних сил.
И тут Сергея прорвало. Парализующие оковы страха куда – то исчезли, и, словно головой в омут, не давая себе отчёт в происходящем, он вдруг яростно и с криком "Сволочи!" накинулся с кулаками на одного из парней. Сергей что есть силы бил парня по лицу и еще куда придётся. Правда, удары его были слабые и не точные, но тому, на кого он напал, было всё равно. Тот жаждал крови, жаждал поиздеваться, что было свойственно его натуре; впрочем, подобные свойства касались и всех остальных, стоящих и ведущих счет, потому, как только появилась возможность, они все набросились на Сергея и стали бить его – и кулаками, и ногами. Били злобно, жестоко, забыв, что их много, а Сергей один. Коля бросил отжиматься и кинулся на помощь другу. Но, в отличие от Сергея, он умел драться и делал это профессионально. Ему хватило каких-то пяти минут, чтобы кучка разъярённых шакалов, именуемых сокурсниками, уже валялась на снегу, охая и утираясь от крови и соплей. Командир, молча наблюдавший за потасовкой, был поражён смелостью и ловкостью Коли. Он также заметил, что и Виктор Марченко, утираясь от крови, все же восхищённо бросил в адрес Коли:
– Ну даёт! Один против всех!
Командир хотел зло оборвать пацана, но тут ему позвонили, и лишь крикнув:
“Прекратить потасовку! Всем в казарму!”, – он, на ходу разговаривая, первым ушёл с площадки.
– Вставай, – Коля помог Сергею подняться. У друга было несколько ссадин и ушибов.
– Они бы меня точно убили, если бы не ты. Спасибо тебе! – Сергей с благодарностью посмотрел на товарища. – Где ты так научился?
– Сосед у нас был спецназовец. Афган прошёл. Вот такой был мужик! – Коля поднял большой палец руки. – Он нас, дворовых пацанов, три года тренировал. Меня хвалил, говорил, что я на мастера тяну. …Застрелился он.
– Почему?
– Не знаю… Афган не любил вспоминать. Пошли быстрей умываться и завтракать!
Оставшиеся пацаны кое-как поднимались и – кто хромая, кто держась за больную часть тела – направились в казармы.
– Ты чего Серёге помогал, я видел? – Белохвостиков злобно посмотрел на Степана Коновалова, идущего рядом.
– А чего вы все на одного? Так не честно!
– Тьфу ты, "честун" нашёлся! – сплюнув на снег, Белохвостиков выругался матом. – Детский сад, – повторил он слова командира и, опустив голову, пошёл в казармы.
С этой минуты за Степаном закрепилась кличка Честун, по имени его уже больше никто не называл.
Белохвостиков шёл медленно. Каждый шаг тряской отзывался в голове, что означало приближение приступа мигрени. Виктор Марченко, заметив понуро свисающую голову товарища, замедлил шаг, и, когда они сравнялись, участливо спросил:
– Ты-то чего в драку полез? Тебе же нельзя.
– Ага, чтобы потом трусом считали?
– Глупости. Ребята поймут. Мне тот кореец, врач, который, сказал, что голову надо особенно беречь.
– А как её беречь? Ты говоришь: пацаны поймут. Как же! У нас в детдоме как узнали, что у меня голова болит, специально по ней били. …
– Суки. Звери!
– Не то слово. Я потому с Артистом и ушёл. Мне хоть куда, лишь бы из детдома.
Виктор промолчал, ответ друга был весьма убедительным.
– Ты боль особо не терпи. Скажи.
– Не. Иголки – это ночью, когда все спят. Мне доктор таблетки дал. Днём я их пью. Правда, они тоже плохо помогают.
– Ладно, как знаешь. Обращайся.
Белохвостиков промолчал.
Пацаны и командир затаили на Колю злобу. Если ребят обуревало простое чувство злости, даже скорее зависти, что он один справился со всеми, то командира мучило чувство другого толка. Его всегда раздражали такие, как Коля. Он внутренним чутьём чувствовал лишнее беспокойство для себя, чего он никак не желал. По своему жизненному опыту командир знал, что – рано или поздно – ребята начнут уважать Колю: за его бесстрашие, умение постоять за другого, и постепенно Николай станет их лидером. Этого командир допустить никак не мог. Здесь один лидер – это он сам. И только на него они должны равняться.