Тайные тропы

Как-то зимой прошлого года, проходя мимо землянки дежурного, Иннокентий Степанович услышал голос своего ординарца. Он с кем-то разговаривал. Возможно, что командир бригады и прошел бы мимо, но, услышав свое имя, невольно остановился, вслушался.

— А ты думаешь, Кеша не пьет? — обращался к кому-то Сашутка. — Ого! Дай бог здоровья! Но у него башка, не нашим чета, он знает, когда и с кем можно пить. Главное — с кем. Понял?

Иннокентий — редкое имя. Кривовяз сразу догадался, что речь идет о нем.

— Понял? — снова спросил Сашутка.

— Не понял. Не ясно, — сознался собеседник

— Чего тут неясного, проще пареной репы.

— А мне не ясно, с кем же он пьет?

— Сейчас он ни с кем не пьет, брехать нечего, а вот раньше, до войны, дело другое. Выпивал, но только со мной...

— А-а-а! — протянул собеседник.

— Вот тебе и «а-а-а», — продолжал Сашутка. — Работу кончали в райкоме ночью. Пока он столы и сейф замыкает, я достаю припасенную чекушечку московской. Разделим на двоих, освежим горло, а потом он и говорит: «Ну, вези. Закусывать дома будем». Теперь ясно?

— Теперь ясно. Это совсем другое дело.

Иннокентий Степанович пригнулся и вошел в землянку, освещенную коптилкой.

Собеседник Сашутки, увидев командира бригады, шмыгнул в дверь и скрылся.

— Кто такой Кеша, о котором ты сейчас болтал? — спокойно спросил Кривовяз ординарца.

— Был у меня такой дружок, когда я шоферскую практику проходил, — не сморгнув, соврал Сашутка. — Его, как и вас, Иннокентием звали. Ну, а я его запросто Кешей...

— В райкоме работал? Секретарем? — прервал его Кривовяз.

— Да, да, в райкоме, — невозмутимо продолжал Сашутка, — секретарем райкома работников земли и леса, были такие союзы тогда... Вы помните, наверное? — уже совсем обнаглев, спросил Сашутка.

Кривовяз дал нагоняй ординарцу и предупредил, чтобы он знал меру болтовне.

Сейчас Сашутка делал вид, что он смущен и не может найти оправдания своему поступку.

— Про ребят не забыл? Оставил? — спросил его Кривовяз.

Слова командира Сашутка понял, как сигнал к перемирию.

— Оставил, — ответил Сашутка.

Речь шла о партизанах, несших круговую дозорную службу.

— Правильно, — одобрил Кривовяз. — А сам почему носом вертишь и не ешь? Не нравится?

— Что вы? — запротестовал Сашутка, и карась в его руках мгновенно распался на несколько частей.

Ели молча.

Над лесом вставало солнце. Поляна, освещенная золотистыми лучами, играла нежными красками осени. Желтеющие листья дрожали от дуновений легкого ветерка. Едва уловимая прохлада тянулась с озера. Безмятежный покой царил в лесу.

Кривовяз поднялся с травы и, вынув из кармана трубку, стал набивать ее табаком.

— Что ж, будем собираться, хлопцы, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Погостили, пора домой.

Иннокентий Степанович нагнулся к костру, чтобы раскурить трубку, но, не дотянувшись до него, замер в неподвижной позе. Ему послышались шаги в лесу. Кривовяз поднял голову. Теперь ясно доносилась топот ног и треск сухого валежника. Кто-то бежал, бежал торопливо, не разбирая дороги.

Иннокентий Степанович быстро направился к краю поляны, в сторону, откуда слышался шум; партизаны тоже поднялись с земли и последовали за командиром.

Через минуту из чащи выскочил Григорий Тарасюк, самый молодой из бойцов бригады, и остановился перед командиром. Лицо его было встревожено, он задыхался.

— Товарищ командир, происшествие! — Григорий глотнул воздух и проговорил скороговоркой: — Зюкин-старший утек...

Кривовяз вздрогнул.

— Что?!

Голос его прозвучал необыкновенно жестко, что бывало только в минуты сильного гнева. Партизан обмяк.

— Ночью... когда шли болотом, — пытался он объяснить. — Стреляли, да разве в такую темь попадешь!

Кулаки у Иннокентия Степановича сжались, косточки пальцев побелели от напряжения.

— Ротозеи... — Он грубо выругался. — Кого упустили... Эх!..

Григорий Тарасюк рассказал, что Зюкина искали до утра, но не нашли.

— Прочесать весь участок, — распорядился Кривовяз, — до самой дороги к городу. Каждый куст обшарить. И найти... Сашутка! — крикнул он. — Быстро ко мне начальника разведки.

Весь день партизаны обшаривали лес. Но поиски Зюкина оказались безрезультатными. Человек словно в воду канул.

Приближалось время выступления. Кривовяз и начальник разведки бригады Костин сидели вдвоем на берегу озера. В воде билась крупная рыба, оставляя круги. Они медленно расходились, превращаясь в мелкую рябь. С упоением, на все голоса, квакали лягушки. Нежноголубое небо было спокойно и перламутром отражалось в водах озера...

Кривовяз пососал несколько раз сряду затухшую трубку, скривился и сплюнул, — в рот попала горечь. Он осторожно выбил табак, поднялся с земли и, закинув голову, всмотрелся в небо, пытаясь найти на нем хоть единое облачко.