«Мне трудно много говорить, вы, наверное, понимаете. Мой рассказ может затянуться на несколько дней, вернее, ночей. Сейчас я могу диктовать это только по ночам, чтобы мне не мешали. Не знаю, с чего начать и как сделать это.
Наверное, начну с того, что однажды Жанна вызвала меня к себе в кабинет и попросила об одолжении. Я любил ее и готов был выполнить все, чего она хотела. А здесь всего-то и надо было сохранить у себя сверток с несколькими тетрадями, а в случае, если с Жанной что-то произойдет, сжечь их. Я тогда удивился: что могло с ней случиться? Она посмеялась и сказала, что делает это на всякий случай. Я спрятал сверток в диване и забыл о нем.
А потом случилось это… Несколько дней я мучился и не мог решить, что мне делать. Наверное, нужно было отдать тетради вам в тот день, когда вы пришли в галерею и искали договор на аренду ячейки. Но я не мог решиться. А еще мне захотелось узнать, что там, прикоснуться хотя бы так к жизни женщины, которую я любил. – Максим издал короткий смешок, больше похожий на всхлип. – И я решился. Наверное, это выглядит очень непорядочно, ведь читать чужие дневники – это… Но я уже не мог удержаться».
Андрей нажал на паузу.
– Давай сделаем перерыв хоть на пять минут. От этого голоса волком выть хочется. Я почти не понимаю, что он говорит.
– У него повреждена трахея, что ты хочешь при такой травме. Но он молодец, старается говорить внятно. Как думаешь, он сейчас цитировать начнет или своими словами расскажет? – спросила Лена, поежившись. – Закрой форточку, что-то дует очень.
Андрей внимательно посмотрел на нее:
– А температуру не измерим? Ты какая-то красная стала.
– Не надо. Просто закрой форточку, а я пледом вот укутаюсь, и все.
Лена сняла со спинки кровати белый плед из искусственного меха, завернулась в него. Наверное, Андрей прав, у нее, похоже, температура. Только заболеть не хватало.
– Может, чайку сделать? – предложил он. Лена согласилась, попыталась встать, но Андрей поспешно остановил ее: – Сиди, я сам. В твоей квартире заблудиться невозможно, а где ты прячешь чашки, я успел увидеть.
Он вышел в кухню, загремел оттуда посудой, щелкнул кнопкой чайника, брякнул дверцей холодильника – доставал лимон. Лена прикрыла глаза и задремала – сказалась практически бессонная ночь.
– Ты даешь, начальница. Не успел выйти, как ты спать устроилась. – Он уже вернулся из кухни с подносом. – Иди вот, чайку с лимоном попей, полегчает сразу.
Он протянул ей чашку, Лена сделала большой глоток крепкого сладкого чая. Андрей закурил очередную сигарету и наконец решился спросить о том, что интересовало его больше всего.
– Давно ничего не слышно о твоем великом фотомастере.
Лена поперхнулась.
– Тебе-то это зачем?
– Видел сегодня анонс его выставки, подумал, что ты должна им гордиться: знаменитость.
Лена промолчала. Она успела забыть о Никите за эти дни, как-то не до него было, и это оказалось даже к лучшему. Надо же было Андрею именно сейчас заговорить о нем снова! Но он уже и сам понял, что сказал что-то не то.
– Лен, ты извини, если я лишнее позволил…
– Все нормально. Мы расстались, – будничным тоном сказала она. – И давай к этому больше не возвращаться.
Андрей удивился, но постарался сделать вид, что все нормально. Докурил, вопросительно глянул на Лену и снова потянулся к диктофону. Она согласно кивнула.
«Вы не представляете, с каким трепетом я открывал первую тетрадь, – снова раздался свистящий голос Максима. – Ее почерк, чуть уловимый аромат ее духов… Но больше всего меня волновало, что в тетрадях может оказаться что-то о ее женихе. Поймите меня правильно: я уважал ее выбор, но относиться к нему с пониманием все равно не мог. Голицын, он не для Жанны. Он публичный, все напоказ, а Жанна всегда старалась держаться в тени, даже если делала что-то общественно значимое. Но это, конечно, не мое дело.
Так вот, Жанна начала дневник со странной фразы, значение которой я понял, только когда прочел все. Она написала: «Нет хуже вассала, предавшего своего господина». Странно, да? Вот и мне показалось, что это странно. К чему она? Я начал читать. Там было много пространных рассуждений о предательстве и верности, и всякий раз Жанна будто бы спорила сама с собой и убеждала себя в том, что предателю нет прощения. Много рассуждений о мести: кому стоит мстить, а кого лучше забыть и вычеркнуть из жизни. И вдруг такое: «Я выросла во лжи и предательстве, мне нет прощения». Только это на странице, и больше ничего. Дальше снова какие-то цитаты, рассуждения. И еще раз на чистой странице: «Нужно поговорить с адвокатом, непременно нужно с ним поговорить».
Лена вздрогнула. Речь могла идти только о ее отце.