Тайны тысячелетий

Крутой северный ветер подстегивает галеас^[8], идущий мимо восточной оконечности Ирландии. Страшные волны разбили его поврежденный руль; теперь он рыскает и крутится в провалах между валами, дрейфуя в сторону прячущихся во мраке скал по правому борту.

Впереди, не далее чем в тридцати милях, лежит западное побережье католической Шотландии и убежище для уцелевших судов некогда величественной Армады. Еще несколько миль — и «Жирона» будет в Ирландии; всего нескольких часов достаточно, чтобы успешно завершить бегство, начавшееся около трех месяцев назад. Гребцы борются с ветром, непрестанно взмахивая веслами, тщетно пытаясь удержать корабль подальше от берега.

Ветер победил. Кипящая вода перехлестывала через правый борт корабля. Вопль впередсмотрящего заставил моряков бросить якорь. Слишком поздно. Клык скалы, выступающий из моря, пропорол борт «Жироны»; она засела на скале. Ее корма разбита, борт разломан, все содержимое вырывается наружу. Пушки, ядра, личное оружие, имущество, сундуки и 1300 несчастных людей., изнемогших в борьбе, утонули в кипящем прибое.

Из 1300 человек только пятеро достигли берега живыми. Среди тех, кто не спасся, был молодой дворянин, чьи последние мысли были обращены и Испании, кануну его отплытия с флотом, который отправился покорять Англию. Мы можем предположить, что это было в тот славный момент, когда его суженая надела ему на палец прекрасное кольцо, сделанное специально по ее заказу, кольцо, которым она символически отдавала себя ему.

Мысль растаяла вместе с жизнью молодого человека. Его тело, танцующее на вздымающихся волнах и принимающее позы марионетки, которую перестали дергать за нитки, постепенно погрузилось в заросли бурых водорослей, покрывающих морское дно. Там мелкие морские обитатели и постоянное волнение разрушили его. Кольцо упал с руки и закатилось в расщелину. По прошествии времени штормы, один за другим, нанесли песок и камни на место, где лежало кольцо. Падавшие сверху раковины постепенно цементировались между собой и железными фрагментами рангоута корабля.

Четыре столетия спустя, копаясь в выцветших документах в сумерках европейских архивов, я по кусочкам сложил историю кораблекрушения, а вскоре обнаружил и само место крушения под тридцатью футами ледяной воды. Там, с четырьмя компаньонами, я двигал массивные валуны, обыскивая укрываемые ими трещины, просеивая песок из этих трещин. На самом дне самой глубокой расщелины мы и нашли кольцо — подарок на память — лежавшее между золотой монетой в один пистоль[9] и несколькими серебряными монетами по пиастру[10].

Я извлек этот дар любви из моря, так долго скрывавшего его, и вернул в мир людей, которому оно принадлежало по праву. Доставленное на борт нашего судна, кольцо, холодное, в капельках воды, лежало в моей руке, затянутой в черную перчатку, мягко сияя под бледным ирландским солнцем. На этом произведении ювелирного искусства были вырезаны изображение руки, протягивающей сердце, и слова: «У меня нет большего, чтобы дать тебе».

Для меня это кольцо — самое прекрасное, самое трогательное сокровище Армады. Но еще много немых свидетелей драматических страниц истории лежит, ожидая нас, внизу, под камнями и песком. Я снова нырнул.

Подводный мир охраняет сокровища «Жироны»

Бурые водоросли покрывают морское дно, как джунгли. Но сейчас, после многих погружений, я знаю каждую кучу камней, каждый узкий каньон этого подводного хаоса. В непрестанном волнении Атлантики эти леса качаются, как пальмы в ураган.

Это волнение — пульс моря. Нам пришлось жить, приноравливаясь к его ритму.

Чтобы продвинуться вперед под водой, я ждал волну, которая подтолкнула бы меня в нужную сторону. Затем, когда мое движение прекращалось, я хватался за водоросли, колыхавшиеся, как флаги на ветру, под действием изменившей направление волны. Еще раз водоросль махнула вперед. Разжав руки, я ринулся по направлению к моей цели.

Этой целью была расщелина, в которой застряла серебряная монета.

Я заметил ее во время предыдущего погружения, но не смог вытащить. В этом раз я захватил молоток и зубило. Отыскав щель, я начал откалывать породу, сцементировавшую камни, между которыми была зажата монета. Наконец она освободилась.

Я потер ее между пальцами. Появился чей-то профиль — мрачный бородатый человек — и четкие буквы. У меня в руках был неаполитанский серебряный пиастр.

Неаполитанский? Да, это было так: «Жирона» принадлежала Неаполю, королевству, находившемуся тогда под властью Испании. И лицо на монете принадлежало королю, в глубине своего дворца Эскориал под Мадридом сплетавшего паутину, которой он намеревался опутать весь мир. Это был Филипп II Рассудительный, Защитник Веры, король Арагона, Кастилии и Леона, король Португалии и обеих Сицилий, король всех Испаний и Индий, герцог Миланский, Бургундский, Брабантский, граф Фландрский, король Иерусалима, побежденный король.

Моя рука, закоченевшая от холода, держала всю историю Европы.