В России в начале 1917 г. все ожидали решительных перемен, и политическая оппозиция начала «сжигать мосты». Особой активностью отличались думские лидеры «Прогрессивного блока», т. к. срок полномочий IV Государственной думы скоро истекал, предстоящие выборы не могли гарантировать их прежнего положения, а также личную неприкосновенность. Представителям оппозиции необходимо было набирать политические очки и попытаться решительно переломить ситуацию в свою пользу. Так, например, в воспоминаниях председателя Государственной думы М.В. Родзянко имеется описание одного из конспиративных совещаний, которое происходило на его квартире: «С начала января приехал с фронта генерал Крымов и просил дать ему возможность неофициальным образом осветить членам Думы катастрофическое положение армии и ее настроения. У меня собрались многие из депутатов, членов Государственного Совета и членов Особого Совещания. С волнением слушали доклад боевого генерала. Грустной и жуткой была его исповедь. Крымов говорил, что, пока не прояснится и не очистится политический горизонт, пока правительство не примет курса, пока не будет другого правительства, которому бы там, в армии, поверили, – не может быть надежд на победу. Войне определенно мешают в тылу, и временные успехи сводят к нулю. Закончил Крымов приблизительно такими словами:
– Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен, и на фронте это чувствуют. Если вы решитесь на эту крайнюю меру, то мы вас поддержим. Очевидно, других средств нет. Все было испробовано как вами, так и многими другими, но вредное влияние жены сильнее честных слов, сказанных царю. Времени терять нельзя.
Крымов замолк, и несколько минут все сидели смущенные и удрученные. Первым прервал молчание Шингарев:
– Генерал прав – переворот необходим… Но кто на него решится?
Шидловский с озлоблением сказал:
– Щадить и жалеть его нечего, когда он губит Россию.
Многие из членов Думы соглашались с Шингаревым и Шидловским: поднялись шумные споры. Тут же были приведены слова Брусилова:
“Если придется выбирать между царем и Россией – я пойду за Россией”.
Самым неумолимым и резким был Терещенко, глубоко меня взволновавший. Я его оборвал и сказал:
– Вы не учитываете, что будет после отречения царя… Я никогда не пойду на переворот. Я присягал… Прошу вас в моем доме об этом не говорить. Если армия может добиться отречения – пусть она это делает через своих начальников, а я до последней минуты буду действовать убеждениями, но не насилием…
Много и долго еще говорили у меня в этот вечер. Чувствовалась приближающаяся гроза, и жутко было за будущее: казалось, какой-то страшный рок влечет страну в неминуемую пропасть» [354] .
Конечно, читая эти строки, трудно поверить в искренность уверений тонкого политика и искушенного царедворца М.В. Родзянко. Вскоре сами события показали, и стало ясно: у кого и как слово расходится с делом.
Относительно боевого генерала А.М. Крымова (1871–1917) следует заметить, что в его политической позиции не все было однозначно. Во многих взглядах он был введен в заблуждение, что несколько для него прояснилось, когда он побывал в Петрограде. Возможно, этим можно объяснить то, что Крымов практически никак не проявил себя в дни Февральской революции, а затем принял активное участие в так называемом Корниловском мятеже, видя бессилие и демагогию Временного правительства.
Были ли реальные попытки со стороны царского правительства, силовых структур стабилизировать ситуацию в столице и стране? По словам того же А.Д. Протопопова, за А.И. Гучковым усиленно следил Департамент полиции, велся список посещавших его лиц. Известны были полиции и собрания военных, которые устраивал лидер партии октябристов Гучков. До сведения Николая II был доведен факт встречи А.И. Гучкова с генералом В.И. Гурко. Создается впечатление, что император был «в курсе дела», но, очевидно, получая какие-то сведения, выжидал, считая, что необходим убедительный компрометирующий материал для нанесения решительного и сокрушительного удара по заговорщикам и оппозиции.