Вспомним и дневниковые строки императора Николая II от 3 марта 1917 года: «Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше» [476].
Напомним, что монархист, член Государственной думы В.В. Шульгин уже 26 апреля 1917 года признавал: «Не скажу, чтобы вся Дума целиком желала революции; это было бы неправдой… Но, даже не желая этого, мы революцию творили… Нам от этой революции не отречься, мы с ней связались, мы с ней спаялись и несем за это моральную ответственность» [477].
Какие же проблемы волнуют в это время Временное правительство? Обратимся к журналам его заседаний, где читаем: «Министр-председатель возбудил вопрос о необходимости точно определить объем власти, которой должно пользоваться Временное правительство до установления Учредительным собранием формы правления и основных законов Российского государства, равным образом, как и о взаимоотношениях Временного правительства к Временному Комитету Государственной думы. По этому вопросу высказывались мнения, что вся полнота власти, принадлежавшая монарху, должна считаться переданной не Государственной думе, а Временному правительству, что таким образом возникает вопрос о дальнейшем существовании Комитета Государственной думы, а также представляется сомнительной возможность возобновления занятий Государственной думы IV созыва» [478].
Таким образом, Государственная Дума, боровшая с царем за создание всенародного «правительства доверия», фактически канула в вечность, так как ее больше не собирали. Парламентский контроль в России оказался лишним. Получилось по поговорке: «За что боролись, на то и напоролись!».
Политические потрясения июльских дней 1917 года, осуществленные под знаменами большевиков, официальной правительственной пропагандой были связаны также с именем династии Романовых. В петроградских «Известиях» (редакция еще не принадлежала большевикам) от 12 июля указывалось: «Не может быть никакого сомнения, что именно контрреволюцией был задуман и с дьявольской хитростью приведен в исполнение бессмысленный бунт этих дней… Ведь это только им — Николаю и Вильгельму — идет на пользу та черносотенная проповедь, которая безвозбранною ведется на улицах и забрызгивает грязью и ядовитой слюной все органы революционной демократии, всех без разбора вождей ее…» [479].
Вскоре те же «Известия» поместили еще одну подобную заметку:
«Временное правительство постановило членам дома Романовых избирательных прав в Учредительное собрание не предоставлять» [480].
Таким образом, в самой свободной стране мира (как любили декламировать правители «нового порядка») — России — представители Императорской фамилии фактически официально лишались гражданских прав.
Министр юстиции А.Ф. Керенский с самого начала преуспел в государственной карьере (царская семья без суда уже была в тобольской ссылке), а он занял пост премьер-министра Временного правительства и больше эту власть никому не хотел уступать.
Бурные события не обходили Михаила Романова стороной. Так случилось в дни так называемого Корниловского мятежа, а по своей сути междоусобных разборок между ветвями власти. По России распространялись различные провокационные слухи. Так, например, председатель Комитета Всероссийского Земского союза Западного фронта В.В. Вырубов (1879–1963) писал в мемуарах: «Возвращаюсь к воспоминаниям о Корниловском деле. Замечу, что в краткие дни своего пребывания в Москве я услышал от одного лица, занимавшего там довольно ответственный пост, о каком-то заговоре, будто бы составленном против Временного правительства военными и монархическими кругами во главе с вел. кн. Михаилом Александровичем. Я не придал этому сообщению никакого значения, зная, что лицо, от которого я его слышал, настроено крайне нервно и вдобавок, по собственным его же словам, усиленно “подкрепляет себя в работе шампанским”. Сведения о заговоре были им в ту пору сообщены и председателю Временного правительства» [481].
Сторонники монархии видели спасение России в реставрации прежнего строя и установления твердой власти. Многие из них считали, что «Манифест» Николая II скреплен подписью графа Фредерикса, а «Манифест» Михаила Романова ничьей подписью не скреплен — и, стало быть, недействителен. Значит, необходимо было вернуться к исходному моменту о праве передачи трона.