Тайны лабиринтов времени

На Дерибасовской стояла сцена, а по ней важно прохаживался, разминая затекшие ноги от долгой неподвижности, отец города в кожаной куртке. Вдруг над площадью пронеслось: «Паве, его лошади и чекистам – наш биндюжнический привет!». Мадам Феня опешила, а Веня снова сложил ладони рупором, но второй раз крикнуть ему не дали.

– Веня, из тебя, может быть, и получился бы хороший оратор, но для этого нужно прочесть хотя бы уголовный кодекс.

Веня улыбнулся, как человек, понимающий преувеличения в свой адрес, он решительно заявил, что не хочет быть оратором, потому как они плохо кончают; к тому же, надо знать, что написали наши вожди, а что они и не собирались писать, а мы все равно это читаем. Оратор должен быть подкован лучше, чем лошадь Павы, а у меня усидчивости для этого не хватит и мозгов.

– Это ты правильно сказал, кроме усидчивости нужны еще и крепкие мозги, и золотая голова.

– Мадам Феня, не обязательно каждому иметь золотые мозги, их в повозку не запряжешь и сортиры не почистишь.

– Веня, прекрати просто выкрикивать всякие глупости и не умничай.

Колонны шли уже около часа, и люди восторгались, какая Одесса большая и как много в ней людей живет.

– Вы заметили, шо мы на одном месте топчемся?

– Мы второй раз прошли мимо беседки Дерибаса.

– Мы шо, ходим по кругу?

– Да.

– До революции Одесса была на третьем месте после Петербурга и Москвы, а теперь на пятом, – сказал Веня.

– Хто ж сумел обскакать мамашу Одессу? – спросила мадам Феня.

– Харьков и Киев.

– А до революции Киев был выше Харькова, но ниже Москвы, так? – спросил насмешливый голос.

– У тебя, Веня, в голове бардак, надо, шоб Пава там немного пошуровал.

На кого другого, так Веня сразу бы обиделся, а на мадам Феню нельзя, она всему двору мамаша.

– Мадам Феня, вы получили право голосовать?

– Как все, а шо?

Кацик сложил ладошки рупором и закричал:

– Лишенцам, получившим право голосовать, ура!

– Кацик, вы долго будете шпенять мое происхождение? Белые у меня не спрашивали о нем, а красные спрашивали, но не для того, чтобы разрешить голосовать.

– Теперь все по-другому: войны нет, и мы можем не бояться.

– Правильно, – согласилась мадам Феня. – Теперь мы можем не бояться, но скажи мне, кто гладит по голове, когда надо дать по жопе?

Кацик подтвердил, что нет смысла гладить по голове, когда надо дать по жопе, но все-таки не мог понять мадам и, вместе с тем, возразить, потому как… И Кацик промычал:

– И шо вы имели под этим в виду?

– Я никогда не пила кровь из рабочих, а во время войны не стреляла ни в красных, ни в зеленых.

– Мадам Феня, я ручаюсь головой, шо за вас так думает вся Одесса.

– Он ручается головой, но все же знают, что у тебя руки золотые, а голова…

– Да, по части политики я плохой коммерсант, не то, что Пава.

– Кацик, – нахмурилась мадам Феня, – я же говорила, не мешайте Паву с политикой. У тебя не только с головой, у тебя еще и с зубами не важно.

– А кто был Пава? Никто ж ничего не знает.

– С зубами у тебя и взаправду плохо, Кацик, нема где языку держаться. А тож! – подняла вверх палец мадам Феня. – И не забудьте: завтра собрание во дворе. Самогон не приносить, чекист придет.

– А шо за вопрос?

– Тебе еще не надоела, пасущаяся лошадь во дворе?

Собрание.

Жильцов, пришедших на собрание, было немного, каждый дом отправил своего делегата, и мадам Феня предупредила, чтоб лишних бездельников и горлопанов на собрании не было.

– Во дворе и так места на всех записанных делегатов хватит только-только из-за веревок, будь они не ладны, – говорила мадам.

Кацик и Веня поставили стол под огромным платаном, за ним сидела мадам Феня, а делегаты пришли каждый со своим стулом, табуреткой или скамеечкой. Оперуполномоченному поставили стул справа от стола. Мадам Феня попробовала сесть на стул для чекиста, но небольшая ветка дерева не позволила мадам выпрямиться.

– Ничего, он маленького роста, поместится, и потом… все равно, другого места у нас во дворе нет.

– Товарищ чекист, новая Конституция разрешает единоличникам и колхозникам держать: как свою корову и птицу, так и свою лошадь. Для этого у них имеются разные помещения: сарай, курятник, хлев. Поскольку я биндюжник и работаю в порту, то у меня есть своя лошадь. Если я могу иметь лошадь, то помещением, то есть стойлом для нее, кто меня должен обеспечить? – начал собрание Пава.

– Пава, зачем тебе жить в стойле, если у тебя есть солнечная комната и коридор? – возразила мадам Феня.

– Очень маленький и общий, как в любой коммуналке, мадам.

– Пава, я, как врач, не разрешаю тебе жить в стойле, – сказал Соломон.

– Я не про себя говорю, а о лошади.

– Мы знаем, что у тебя есть лошадь, но у тебя есть и семья.

– Гражданин биндюжник, а лошадь зарегистрирована в финотделе? Налоги платить, кто будет? – спросил чекист.

– Пава – не дурак: лошадь работает в порту, порт платит налоги, Пава получает денежку и кормит семью. Но, кто будет кормить лошадь и где ей жить?

– Построим для нее гараж на чердаке, – предложил врач.

– Соломон, если моя лошадь каждое утро будет спускаться по нашей лестнице, у мадам Фени начнется страшная мигрень, а лошадь, таки, переломает себе ноги.