Еду Шебаршин любил простую, почти деревенскую. О жареной картошке речь уже шла. Еще он любил солянку и пытался готовить ее сам. Причем солянку – не первое блюдо с наваристым бульоном, в котором стоймя стоит не только ложка – даже тяжелая поварешка, а солянку – блюдо второе. Солянку на второе приготовить гораздо сложнее, чем на первое, не все повара за нее берутся.
А Шебаршин брался. Не всегда получалось у него то, что нужно – очень часто солянка подгорала, но он любил и подгоревшую солянку.
Беды в семьях Шебаршиных и Пушкиных шли параллельно, – то в одном доме возникали, то в другом. Вначале не стало мужа Татьяны Александровны Николая Васильевича Пушкина, потом скончалась его мама – теща Шебаршина, затем не стало Нины Васильевны.
Какого цвета горе, чем оно пахнет и как выглядит, в этих семьях знают хорошо. И стараются крепиться, не поддаваться унынию и слабости, поддерживать друг друга. И тут вот родственные, дружеские связи ценятся как раз превыше всего.
Шебаршину к этой поре пришлось хлебнуть, повторюсь, много разного лиха – во-первых, он потерял любимую работу, которую не могло ничто заменить, во-вторых, потерял страну, что воспитала его, дала образование, сделала человеком, присвоила звание генерала – в общем, наделила всем, что делает человека человеком, в-третьих – об этом мы уже говорили, он остался один, совсем один… А одиночество – это испытание, которое справедливо считается хуже каторги. Хоть и готовился к нему Леонид Владимирович, а все же оказалось, что и не очень-то он готов: одиночество может подмять, скрутить в бараний рог кого угодно, даже человека, сделанного из стали.
А Шебаршин был человеком. И прежде всего человеком со своими слабыми и сильными сторонами.
Когда Нина Васильевна слегла после инсульта и сделалась лежачей, ходить не могла, пришлось нанять домработницу – это была Вика, дальняя родственница (сестра жены племянника, кем она будет считаться Шебаршину и Нине Васильевне по общепринятой семейной иерархии?); Вика ухаживала за Ниной Васильевной днем, когда Леонид Владимирович находился на работе, вечером уезжала домой. Дальше ухаживать за больной женой приходилось уже Шебаршину, он ночевал с нею в одной комнате, перенес много бессонных ночей…
Ведь больной человек – это больной человек, все время чего-то требуется – то надо немного воды влить в обезвоженный рот, то простыни сменить, то лекарства дать, то еще что-нибудь; иногда Нина Васильевна кричала, видела в болезненных снах что-то страшное, и тогда Шебаршин немедленно вскакивал с постели, успокаивал жену… В общем, это были не ночи, а сплошная тревога. Как на войне. Семь с половиной лет подряд.
Тяжелый крест этот Шебаршин нес до конца, пронес с достоинством.
Умерла Нина Васильевна в 2005 году.
Поскольку кулинарные и поварские способности оказались у Шебаршина не на высоте, то Татьяна Пушкина иногда приносила ему еду, и в первую очередь солянку, которую Леонид Владимирович так любил.
Ну, а Шебаршин, в свою очередь, оставлял ей что-нибудь из своих поварских достижений – в частности, ту же самую солянку. Правда, подгоревшую.
Для еды Пушкина купила специальные пластмассовые контейнеры, иначе говоря, судки, – приносила еду в них, потом забирала судки, приносила снова.
Шебаршин говорил ей, смеясь:
– Когда я знаю, что у меня на кухне в холодильнике стоит суп, я быстро бегу домой.
Это была правда – он начал становиться домашним человеком.
Его всегда волновала судьба близких людей, он всегда всем помогал.
Татьяна Александровна работала в очень солидной организации – Госстрое СССР, и не у кого-нибудь, а у самого Ельцина, секретарем.
Потом Ельцина выбрали народным депутатом, и он возглавил в Верховном Совете Комитет по строительству. Комитет располагался на Новом Арбате, и Пушкиной пришлось переехать вслед за своим шефом на Новый Арбат, в один из «домов-книжек» (кстати, дома эти больше походили на огромные зубы, и досужие остряки прозвали Новый Арбат «вставной челюстью Москвы»). Затем Ельцин, привыкший широко шагать по служебным лестницам, переместился на новый пост – Председателя президиума Верховного Совета РСФСР.
Секретарей у него не стало, уровень у будущего президента стал другим – секретарей заменили помощники, которые дежурили в приемной по два человека, практически не покидая своих рабочих мест.
Ельцин не забыл о Татьяне Александровне, предложил ей должность машинистки. А это – отдельная комната, непыльная работа и – великая скукота; в общем, Пушкина не выдержала и перешла работать в Белый дом, в Высший экономический совет, который возглавлял Михаил Бочаров.
С Бочаровым сработаться не удалось, а раз подчиненный не срабатывается с начальством, то по правилам чиновничьей арифметики кто проигрывает? Верно, проигрывает подчиненный. Татьяна Александровна даже не объясняет, почему и как это произошло – просто не сработались, и все.
Она ушла трудиться в коммерческую структуру, из нее – в «Радио России».