Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

Одно время он пил, сильно пил, находясь в одиночестве в чужой стране, в незнакомом городе, и эти сведения доходили до Москвы, но потом и они перестали доходить: Кузичкин как сквозь землю провалился, обратился в обычную дыру.

Но, как ни странно, за год до его исчезновения из Тегерана неведомые силы — скорее всего, англичане, имевшие в Иране мощную агентурную сеть, — разыграли оперативную комбинацию.

Всякий резидент, особенно если он находится в крупной стране, имеет двух заместителей: один по ПР — политической разведке, другой по КР — контрразведке. Так вот, замом у Шебаршина по ПР был толковый сотрудник, настоящий оперативник — Владимир Гурский.

На одном из приемов Гурский познакомился с обаятельным иностранным бизнесменом — фамилию его не буду называть, тем более что из этого знакомства получилось совсем не то, что замышлялось, — иностранец дружелюбно относился к Советскому Союзу и мог стать полезным помощником. Не обязательно в Иране.

Все это было проанализировано, тщательно взвешено, оценено, и сделан вывод: знакомство может быть очень полезным, и контакты с бизнесменом надо продолжать.

Лиловым темным вечером — а вечера в Тегеране бывают именно лиловыми, печальными, насыщенными запахами распускающихся ночных цветов, — Гурский ушел на встречу с бизнесменом. Домой Гурский должен был вернуться в десять часов вечера — так было договорено.

Но в десять он не появился, не появился и в одиннадцать, и в двенадцать… Что-то с ним произошло, но что? Что именно?

Сотрудники резидентуры пребывали в тревоге. На случай исчезновения оперативного сотрудника разработана целая схема действий, каждый знает свою задачу… Тревожной была та ночь, тяжелой — наверное, не менее тревожной и тяжелой, чем пора, когда беснующаяся толпа громила посольское здание.

Гурский появился поздно ночью, спокойный, бледный, с усталым лицом. Немного отдышавшись, он рассказал, что произошло.

Когда он приехал к бизнесмену, то ничего тревожного возле дома, где тот жил, не заметил. Народу вокруг было очень мало. Впрочем, один человек, молодой, с резкими манерами, все-таки заставил обратить на себя внимание, но Гурский, немного поразмышляв, решил, что вряд ли этот парень имеет отношение к наружному наблюдению, и вошел в дом.

Кстати, по поводу наружки Шебаршин заметил следующее: «Надо сказать, что сотрудники наружного наблюдения, “растворяющиеся” в толпе, уверенно чувствующие себя за рулем автомашины, часто приобретают неестественную манеру поведения, оказавшись в пустынном месте. Они импровизируют, и не всегда удачно. Их выдает внутреннее напряжение».

Хозяин принял Гурского приветливо, но обмен любезностями продолжался недолго — в дом ворвались горластые люди, грубо прооравшие, что они являются сотрудниками местного исламского комитета. Гурского скрутили и доставили в протокольный отдел МИДа — сразу туда! — и после короткого допроса отпустили.

В посольство Гурский вернулся, как и бывает в таких случаях, невеселым. Шебаршин попытался его успокоить, но в ответ Владимир Гурский только грустно улыбался.

Наутро в посольство из МИДа пришла бумага: Гурский был объявлен персоной нон грата. Естественно, состоялся «разбор полетов», на котором сотрудники резидентуры пришли к выводу, что все случившееся — дело рук местной контрразведки: очень уж мешал ей Гурский — он знал обычаи, людей, в трудной обстановке ощущал себя как рыба в воде, на фарси говорил так же чисто, как и все жители Тегерана, а по-английски — как коренной обитатель Лондона. Но поделать ничего было нельзя, никакая дипломатия не могла Володе Гурскому помочь — будет только хуже…

Позже, уже через год, выяснилось, что это была хорошо продуманная комбинация для того, чтобы расчистить дорогу для другого человека, для повышения его — для Владимира Кузичкина. «Этим приемом, — заметил Шебаршин, — пользуются все контрразведки». Чем резче, круче, подлее, если хотите, проведен прием — тем лучше.

Но и у предателя служебный путь оказался недолог.

Произошло все, когда Шебаршин находился в отпуске и вместе с Ниной Васильевной отдыхал в санатории под Москвой. Санаторий тот прекрасный, тихий, с большим «дворянским» парком, в котором можно заблудиться, крутым взгорком, где внизу течет спокойная речка Лопасня, на гладкой поверхности воды утром обычно расплываются рыбьи круги, хотя рыбаков Шебаршин не встречал. Воздух там такой чистый и прохладный, что его хоть закупоривай в банки и продавай в Москве где-нибудь в людных местах, где невозможно отдышаться, а воздух плохой, как в зарешеченной и тщательно застекленной камере… Райский, в общем, подмосковный уголок. Тут можно и забыться, и душой обмякнуть, очиститься и вообще понять, что кроме работы существуют и другие, не менее приятные вещи.

На календаре было второе июня 1982 года. Среда. Интересно, как там обстоят дела в Тегеране, справляется ли с обязанностями Шебаршина его зам по политической разведке, оставшийся за резидента, все ли там в порядке?