Тайну хранит пещера

«Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз,
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ».

— Виктор Иванович? — окликнул Теплов. задумавшегося соседа. Тот медленно поднял голову.

— Садись, Гриша, а у меня голова что-то разболелась, видно, от резкой перемены погоды. Час назад был дождь, а сейчас припекает солнце. — Вздохнул и продолжал, будто отвечая на какой-то свой и себе заданный вопрос:

— Жизнь человека — сложная штука… Ты, Гриша, извини, пожалуйста, сиди отдыхай, а я пойду «домой», полежу, — вздохнул, поднялся, медленно зашагал по аллее.

Толпа в нарзанной галерее поредела. Даже у коптажа не было того оживления, что полчаса назад.

«Что за старик, с которым встретился Виктор Иванович?»— продолжал размышлять лейтенант. Потянуло опять на Дарьяльскую улицу.

«Пойду, — решил он, — может, удастся узнать что-нибудь новое.»

Улица пустынная, изредка пройдет человек. Миновал дом, куда вошел старик. Метнул взгляд во двор. Там тихо. Впереди, на углу, чистильщик обуви. Теплов, не торопясь, направился к нему, продолжая внимательно наблюдать за воротами. Скоро туфли блестели.

— Сколько за услугу? — спросил Григорий. Чистильщик оживился.

— Как всегда, молодой человек, сколько дадите! — и сделал умиленную улыбку.

Теплов знал — услуга двадцатикопеечная, но подал новенький полтинник.

— Спасибо, молодой человек, спасибо! — Чистильщик опять улыбнулся, спрятал деньги. А клиент стоял, перебирал шнурки, косился на заветные ворота. Так прошло несколько минут. Чистильщик, видя, что клиент не уходит, сделал кислую гримасу, не вставая со скамеечки, вытянул ногу, сунул руку в карман, вытащил горсть мелочи. Отыскал тридцать копеек, протянул.

— Возьми, — перешел он на «ты» и уничтожающим взглядом с ног до головы оглядел клиента. Григорий встрепенулся.

— Что говорите?

— Говорю, сдачу возьми! Видно, знакомая здесь, шнурки-то перебираешь, а смотришь в сторону.

— Нет, что вы, не надо! — заторопился Григорий. — А шнурки, пожалуйста, дайте — пару черных и пару коричневых.

Чистильщика будто подменили, проворно поднялся, заиграла улыбка.

— Вот стелечки — первый сорт! Ваш номер. Вакса «Золотое руно», пальчики оближешь!

Григорий тянул время, соглашаясь приобрести все, что предлагал ему предприимчивый торгаш, а тот становился все нахальнее.

— Заверните, пожалуйста, и замените шнурки на ботинках.

— Прошу! Будьте любезны — два рубля… Копейки округляю. Ценю хороших клиентов, — захлебываясь от удовольствия, приговаривал чистильщик.

Дальше оставаться было нельзя. Взял сверток и направился вниз по улице. Проходя мимо ворот, куда вошел старик, взглянул во двор. Никого. Раздосадованный неудачей пошел в парк. Время послеобеденное, и на аллеях лишь изредка встречались гуляющие.

…Нарочито громко распространяясь насчет «в старину кипевшего источника», старик зорко оглядывался по сторонам. «Где же тот, с кем он должен встретиться сегодня? Какой он? Узнают ли друг друга? Не тот ли, что, задумавшись, поглаживает подбородок? Пойду, если ошибся, извинюсь.»

— Виктор! Виктор Иванович Гаричев! — громко крикнул он, пробираясь сквозь толпу.

— Витя! Сколько лет, сколько зим! — такому приветствию отдыхающие не придавали значения. Разве мало бывает неожиданных встреч в курортном городе! — Виктор, ты? Я тебя, кажется, узнал, — голос старика дрогнул.

Виктор Иванович молчал. Он ясно расслышал: этот старик произнес фамилию точь-в-точь, как в той телеграмме… Гаричев, а не Галичев… Значит, та загадочная весточка была от него…

Старик не выдержал, забормотал, понизив голос:

— Вы Виктор? Или я ошибся? Не может быть… Такое сходство…

— Какого Виктора вы ищете?

— Гаричева… Я его много лет ищу… Давно ищу… Он — сын мой, — уже совсем чуть слышно пробормотал старик. — У него десятого октября день рождения… И мы договорились, давно договорились встретиться с десяти часов до одиннадцати здесь, в нарзанной галерее… Только не виделись давно, очень давно…

— Да, я Виктор Иванович Галичев, — подчеркнуто произнес он. Сомнений больше не было — это его отец… Шрам на щеке забыть невозможно… Про себя подумал с неожиданной злостью: «Отец с сыном встретились!».

— Выйдем, сынок.

Шли молча. Тропинка вела вверх. Подошли к теннисному корту, огражденному высокой металлической сеткой. Здесь никого не было.

— Сядем, — предложил Галичев, не называя старика отцом. Не ожидая согласия, подстелил газету на влажную скамейку. В памяти смутно проявился образ того, еще сравнительно молодого человека, всегда в военной форме. Те же глаза, нос, и опять этот шрам на лице, небольшая родинка под мочкой левого уха. Только годы не те… И лицо не то… И фигура не та… Годы!

— Я всегда думал о тебе… Всегда. — лихорадочно шептал старик. — Теперь будет все хорошо… Посмотришь, сынок… Я — старик, а жить хочу. У нас будет много денег. Ты увидишь новую жизнь… И я тоже… У меня много денег… Все будет твое… А как ты жил? Скажи, как ты жил?