Комната была похожа на ее собственную — квадратная и обыкновенная. Кровать, словно жертвенный алтарь, высилась на подиуме; четыре массивных столба по углам поддерживали балдахин. Толстые ворсистые ковры закрывали большую часть половиц, а длинные, до пола, занавеси спускались по окну от потолка. Пламя, пылающее в очаге, отбрасывало тени от письменного стола и стула, от кровати, от двух ночных столиков с канделябрами и оловянной посудой.
Рене на цыпочках подошла к кровати, и на секунду ее охватила паника — она не увидела знакомого сияния золотых волос на подушке. Девушка быстро опустилась на колени и подняла покрывало — брата она нашла под кроватью. Он, широко раскрыв глаза, смотрел на нее, словно раненый зверек, пойманный в капкан.
— Антуан, — прошептала Рене. — Это всего-навсего я. — Она еще раз вздохнула, чтобы ослабить напряжение, и добавила подчеркнуто спокойным голосом: — Выбирайся, мой милый, оттуда, а то ты умрешь от холода.
Он медленно, то и дело замирая, вытягивал ноги, чтобы вылезти из-под кровати.
— Мой Бог, — воскликнула Рене, — посмотри, какая пыль! Клянусь, пол там не подметали лет сто, а может, и больше. Почему ты залез туда?
Мальчик не двигался, а Рене стряхивала с него пыль, которая поплыла облаком по комнате. Но он был не только в пыли — к его ночной рубашке прилипли комья грязи. Мальчик дрожал, его руки были холодны как лед, и Рене, взяв их, поднесла к своим губам.
— Я не собиралась задерживаться так долго, но послушай… сейчас лишь полночь, а я сказала, что вернусь к этому времени. В кровать, милый, и поскорее, прежде чем придет Финн и увидит, что ты тут устроил.
Ты видела его?
Он не произнес ни звука, но поскольку он молчал уже больше года, Рене научилась читать по его губам.
— Да, — вздохнула она. — Я видела его.
Глаза Антуана на мгновение блеснули, но она, придав лицу серьезность, указала на кровать.
— Если ты пойдешь в кровать и заснешь сразу же, я обещаю утром все рассказать. Нет, не теперь, — добавила она, опережая его вопрос.
Но Антуан поднял руку, вытянул два пальца и поднял большой палец вверх, словно взвел курок пистолета. Он стрелял в вас? Вы очень испугались? Он отвратительный?
— Нет. Он не стрелял в нас.
Антуан быстро поцеловал сестру в щеку, желая успокоить ее, шагнул к кровати, потом повернулся и снова посмотрел на нее. Свет ушел из его глаз, осталась лишь привычная печаль из-за постоянной тревоги.
Я боялся, что вы не вернетесь. Я боялся, что солдаты придут и заберут меня и вы не сможете меня найти.
Рене покачала головой и раскрыла руки. Он бросился к ней в объятия.
— Никогда не смей думать, что я могу оставить тебя, душа моя, — прошептала она. — Ни на одну секунду не допускай и мысли, что я уехала бы отсюда и не взяла тебя с собой или не вернулась бы, если обещала вернуться.
Рене пригладила золотистые волосы, упавшие Антуану на брови. Они были такого же цвета, как у матери, а глаза такие же синие, как у нее, хотя лицом Антуан был похож на отца. Теперь он последний из их рода, кто обладает таким сильным подбородком, высокими скулами, крепким носом и широкими бровями, унаследованными от предков по благородной линии, восходившей к давно минувшим дням. Всех остальных — а это дяди, тети, кузены, племянницы и племянники — постиг страшный кровавый конец на Площади Революции. Четырнадцатилетний мальчик живет уже четыре месяца в постоянном испуге. Антуан теперь — двенадцатый герцог д'Орлон. Его плечи все еще худенькие, ноги длинные и неуклюжие, но со временем мальчик обещал превратиться в статного, широкоплечего, сильного юношу, и так бы оно и случилось, если бы во Франции закончилось безумие и монархия была бы восстановлена.
Сейчас же это был просто испуганный мальчик. Ему пришлось перенести слишком много горя для своих лет, такого, чего не довелось испытать людям даже вчетверо или впятеро старше его.
— В кровать сейчас же, — приказала Рене, целуя его лоб, — или Финн обвинит меня в том, что я пришла и разбудила тебя только ради того, чтобы обняться.
Огромные глаза испытующе, не мигая смотрели на Рене. И так же быстро, как недавно исчезла, улыбка, широкая и искренняя, вернулась и осветила его лицо. Антуан изобразил двумя пальцами пистолеты и выстрелил, направляясь к кровати, потом нырнул под толстые стеганые одеяла, и только макушка торчала на подушке. Рене наклонилась к ярким золотым завиткам и, произнеся последнее наставление, прижала указательный палец к его губам. А потом через холл прошла в свою комнату.
Закрыв дверь, она без сил прислонилась к ней. Теперь она не могла сдержать рыданий.