— Простите, мисс Айвз-Поуп, что я прерываю вас, но мне бы очень хотелось знать — не обратили ли вы внимание, как был одет человек, досаждавший вам?
Теперь Франсес улыбнулась Эллери, приведя его в некоторое смущение.
— Я особенно не разглядывала его гардероб, — сказала она, демонстрируя белоснежные зубы. — Но помню, что он был во фраке — на сорочке несколько пятен от виски — и в цилиндре. Одет он был с большим вкусом — разумеется, если не брать во внимание пятен на сорочке.
Очарованный Эллери поблагодарил за ответ и снова прислонился к шкафу с книгами. Инспектор бросил на сына проницательный взгляд и встал.
— Похоже, на этом все, дамы и господа. Думаю, мы можем считать инцидент исчерпанным.
Раздались всеобщие аплодисменты, все бросились к Франсес, которая так и сияла от счастья. Она двинулась к выходу, а Барри, Пил и Эва Эллис, примкнув к ней, составили нечто вроде триумфального шествия. Стэнфорд с улыбкой великомученика заботливо предложил материруку.
— Итак, первое заседание подошло к концу, — с совершенно серьезным видом объявил он. — Обопрись на мою руку, матушка, пока тебя не поразил обморок!
Негодующая на что-то миссис Айвз-Поуп, тяжело опираясь на руку сына, покинула комнату. Финансист крепко пожал руку инспектору, а потом — Эллери.
— Значит, вы полагаете, что все уже позади, и больше не надо будет тревожить мою маленькую девочку? — спросил он.
— Я исхожу из этого, мистер Айвз-Поуп, — ответил Квин. — Итак, сэр, я благодарю вас за вашу любезность. Мы вынуждены откланяться — нас еще ждет множество работы. Ты с нами. Генри?
Спустя пять минут Квин, Эллери и прокурор Сампсон уже спускались по Риверсайд Драйв по направлению к 72-й улице, подробно обсуждая на ходу события сегодняшнего утра.
— Я рад, что эта часть расследования оказалась безрезультатной, — с воодушевлением сказал Сампсон. — Боже правый! Я просто восхищен самообладанием этой девочки, мистер К.
— Да, славный ребенок. И что же ты думаешь, Эллери? — Инспектор повернулся к сыну, который рассеянно созерцал речной пейзаж, — О, она просто восхитительна, — сказал тот, не раздумывая ни секунды. Его отсутствующий взгляд сразу засветился.
— Я имею в виду не девушку, — раздраженно сказал отец. — Я имею в виду общее положение после проведенной нынче утром работы.
— Ах, вон ты о чем! Эллери улыбнулся.
— Ты не рассердишься, если я отвечу тебе словами из басни Эзопа?
— Давай! — вздохнул отец.
— «И льву, бывает, есть за что благодарить простую мышь».
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой все разговоры ведутся у Квинов дома
Вечером того же дня в семь часов в дверь квартиры Квинов позвонили. Джуна как раз убрал со стола посуду после ужина и намеревался подавать кофе. Он поправил свой галстук, одернул куртку — причем инспекторы Эллери искренне развлекались, наблюдая за его приготовлениями, весело перемигиваясь, — после чего торжественно прошествовал в прихожую. Вскоре он вернулся с серебряным подносом, на котором лежали две визитные карточки. Инспектор взял их.
— Вот так дела, Джуна! — проворчал он. — Славно, славно! Выходит, доктор Праути привел с собой гостя. Приглашай их скорей, малыш!
Джуна удалился снова и вернулся в сопровождении полицейского врача и высокого, до невозможности тощего человека, который был совершенно лыс, зато имел коротко подстриженную бородку.
Квин и Эллери встали.
— А я уже ждал от вас новостей, док! — Квин улыбнулся Праути. — И, если мне не изменяет зрение, передо мною профессор Джонс собственной персоной! Добро пожаловать в наш дом!
Тощий человек поклонился.
— Это мой сын и ближайший друг, — представил Квин-старший. — Эллери — доктор Таддиус Джонс. — Доктор Джонс протянул Эллери длинную вялую руку.
— Значит, вы и есть тот мальчуган, о котором то и дело говорят мне Квин и Сампсон! — прогудел он на удивление низким голосом. — Чрезвычайно рад познакомиться с вами, сэр.
— А меня уже давно обуревает желание быть представленным нью-йоркскому Парацельсу и широко известному токсикологу, — улыбнулся Эллери. — В вашу честь все скелеты этого города, должно быть, бьют в свои костлявые ладоши.
Представив себе эту картину, он сам содрогнулся и стал предлагать гостям кресла. Все четверо сели.
— Выпейте с нами кофе, господа! — предложил Квин и подозвал Джуну, который с сияющим видом подглядывал сквозь окошечко в кухонной двери.
— Джуна! Негодник! Кофе на четверых!
Джуна расплылся в улыбке и исчез, чтобы тотчас же появиться с четырьмя чашечками, полными дымящегося кофе, словно чертик из коробочки.
Праути, напоминающий своим обликом Мефистофеля, извлек из кармана одну из своих черных, устрашающего вида сигар и окутался густыми клубами дыма.
— Ваша великосветская болтовня, господа мои, возможно, приятна для людей пустых и бездельников, — сказал он между двумя решительными затяжками, — но я, к примеру, целый день работал, как зверь, занимаясь анализом содержимого желудка убитого, и теперь мне просто не терпится пойти домой и лечь спать.