Таинства Церкви

Интересно, что в первопечатном белорусском Служебнике (Вильно, типография братьев Мамоничей, 1583 г.), опередившем московский почти на два десятилетия, находим две молитвы епитрахили. «И прием петрахиль, благословляет и целует его и возлагает на ся, глаголеть: Емше Иисуса и свезаше Его и предаша Его Понтейскому Пилату и игемону. Ты же Спасе Наш, Сам страсти претерпе, да нас свободиши от страстей, животе и воскресение наше, слава Тобе. Други, тому ж: Благословен Бог, изливая благодать...» (л. 10 — 10 об.). Обратим внимание на то, что текст первой молитвы дан в расширенном варианте и практически идентичен с цитированным выше по рукописному Служебнику из собрания РНБ. Q. I. 59.

Эти же две молитвы читаются и в их втором издании Служебника (1598 г., л. 10 об.), что показывает влияние на первые белорусские литургические книги московской традиции и наличие в руках сотрудников Мамоничей русских рукописных книг[637]. В третьем по времени Служебнике (издание православного Виленского братства, 1617 г.) читается только первая молитва и без дополнения, т. е. до слов «.Пилату игемону» (как в московских дониконовских Служебниках!). Но в униатском Служебнике Льва Сапеги того же года издания уже читается только молитва «Благословен Бог». То же самое — во всех последующих белорусских Служебниках.

Правда, здесь нас ждет неожиданный сюрприз. В единственном белорусском униатском Понтификале (Чиновнике) 1716 года при облачении архиерея положено две молитвы епитрахили. Первую, «Благословен Бог», — как и сейчас, — читает архидиакон: «Архидиакон Святителю, епитрахиль дая, глаголет...». Далее же следует вторая молитва с предваряющей ее рубрикой: «Прием же Святитель епитрахиль, благословляет и, целовав, возлагает на ся, глаголя в себе: Спира же и тысущник, слуги июдейския, яша Иисуса, и связавше Его, ведоша к Анне первее» (л. 5 об.)[638]. Здесь мы видим легко узнаваемую модификацию русской молитвы епитрахили «Емше Иисуса». Ее прямой источник в данном случае нам пока не известен.

Выводы и обобщения

Подведем некоторые итоги. В византийских литургических комментариях находим три символических понимания епитрахили.

Первое, «ветхозаветное», как символ нисходящей в таинстве священства благодати, апеллирует к обряду посвящения Аарона. При этом стих 132 псалма, легший в основу молитвы епитрахили, позволяет видеть в епитрахили зримое замещение умащенной миром брады Аарона. Такое истолкование епитрахили решительно доминирует в греческой и южнославянской литургической традиции, приобретая общецерковное значение с появлением молитвы «Благословен Бог».

Второе понимание епитрахили, — как символа «сугубых» прав и обязанностей священника по отношению к диакону, — дополняет первое и явно обыгрывает форму епитрахили как двойного («сугубого») ораря.

Противостоящее им третье толкование — епитрахиль как «узы игемона», — также основанное на византийских источниках, не связано с символикой священства. Но именно оно по каким-то глубинным причинам стало исключительным достоянием древнерусского литургического богословия. Как пишет А. Дмитриевский, «Русская Церковь прежнего времени придавала значение епитрахили не то, какое придается ей ныне. Епитрахиль служила символом уз Христа Спасителя, а не благодати Святого Духа, изливаемой на рукополагаемого в таинстве священства» [639] . Проделанные нами источниковедческие разыскания вполне подтверждают этот тезис, основанный на материалах преимущественно Соловецкого собрания.

Неожиданная победа «брады Аарона» над «узами игемона» в 1655 году связана с непродуманными и катастрофическими по последствиям реформами патриарха Никона, поэтому нынешние священники уже не знают, какую молитву епитрахили во время облачения читали их предшественники в течение многих столетий. Между тем, современные инициативы восстановления преемственности литургического развития заставляют нас обратить внимание и на этот отнюдь не маловажный факт в истории русского богослужения.

П. В. Бубнов (МинДА). Отношение священноначалия Русской Православной Церкви к раскольнической иерархии в 1920-40-е гг.