Учение св. апостола Павла о борьбе между плотью и духом в крещеном христианине легло в основание православной аскетики, и находит свое выражение в церковной молитве. В вечерней молитве мы обращаемся ко Христу со словами: «Не предаждь мене крамоле змиине и желанию сатанину не остави мене, яко семя тли во мне есть»[56], а в молитве перед Святым Причащением каждый православный христианин молит Господа Иисуса: «Очисти мя от всякия скверны плоти и духа»[57]. Очевидно, что если бы в таинстве Крещения совершенно истреблялось унаследованное всеми людьми от Адама деятельное начало греха, «семя тли», то подобного рода молитвы были бы неуместны, поскольку не выражали бы реального духовного опыта Церкви. Кроме того, совершенное освобождение от последствий первородного греха подразумевает бессмертие и нетление плоти, чего в действительности не происходит с принявшими Крещение. «Мы спасены в надежде» (Рим 8. 24) и, «имея начаток Духа, в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» (Рим 8. 23).
В чем же отличие невозрожденного грешника от христианина, возрожденного Духом в таинстве Крещения? Внимательное прочтение апостольских посланий и святоотеческих трудов позволяет сделать следующий вывод. Христианин получает в таинствах Крещения и Миропомазания свободу от тирании диавола и греха, и силу для противодействия искушениям, хотя свобода эта не абсолютна. Плоть перестает быть определяющим началом в жизни человека, хотя и продолжает противиться духу. Грех «оставляется» в таинстве как руководящая сила, покоряющая себе всего человека, он словно бы исторгается из сердцевины человеческого духа и обретает свое место на периферии унаследованной от Адама плоти. Поэтому так важно крестить человека в младенчестве — не из страха смерти, но чтобы он уже с первых дней своей жизни возрастал в Духе.
Развернутое объяснение совершающейся в Крещении перемены, последующей за ним духовной брани и сохранения в силе неизбежности страданий и смерти дает Амвросиаст: «Дух свободный, призванный к привычке добра помощью Святого Духа, может испытывать дурные соблазны; ибо возвращена ему сила, которою может противостоять врагу. Того, кто стал неподвластен, уже вряд ли настигнет сатана. Плоть же . не может закрыть доступ врагу, но не может и войти и убедить разум делать то, что разуму противно. Так как человек состоит из плоти и души, то той частью, которой он разумеет, он служит Богу; а частью, которая нема, он служит закону греха. Если бы человек пребывал в том виде, в котором он был создан, у врага его не было бы власти подступиться к плоти его и совратить к совершению противного душе. Поскольку же весь человек не был восстановлен в прежнем состоянии благодатью Христа, приговор, вынесенный Адаму, остается в силе. Было бы несправедливо отменить то, что вынесено по справедливости. Хотя приговор остается, провидением Бога дано было исцеление, так чтобы спасение, которое человек утратил по собственной вине, было ему доступно»[58].
Восточные отцы Церкви также описывают «оставление грехов» в таинстве Крещения не в отвлеченных понятиях, а как драматическое столкновение и отношение личностей, как борьбу Бога и дьявола за душу человека. По слову прп. Макария Великого, дьявол, пленив Адама и в нем весь человеческий род, «облек грехом душу, все существо ее, и всю осквернил, всю пленил в царство свое, не оставил в ней свободным от своей власти ни одного члена ее, ни помыслов, ни ума, ни тела, но облек ее в порфиру тьмы»[59]. В таинстве Крещения Бог изгоняет сатану из души человека и дает ему власть противостать нападениям темных сил, что не исключает, конечно же, удобопреклонности человеческой воли ко греху и сохранения в нем активности плотского начала. Об этом говорит блж. Диадох Фотикийский: «Мы, текущие путем священных подвигов, веруем, что “банею пакибытия” (Тит 3. 5) сквернообразный змий извергается из глубин ума; при всем том не дивимся, что и после Крещения опять с добрыми помыслами испытываем и худые. Ибо баня освящения хотя отъемлет скверну греха, но двойственности пожеланий наших не уничтожает и бесам воевать против нас и обольстительные слова говорить к нам не возбраняет, чтобы чего не сохранили мы, в естественном оном находясь состоянии, то хранили силой Божией, восприяв оружия правды»[60]. Смерть сохраняет свою власть над крещеным христианином потому именно, что он сохраняет способность грешить после принятия таинства, и действительно грешит. По слову блж. Феодорита Кирского, «не за прародительский, но за свой собственный грех приемлет на себя каждый определение смерти»[61].