Когда я вспоминаю «тшува»[48], которой предавались старики и молодые, трудно становится писать. Горе нам, что согрешили мы в легковерии своем. Я помню письма, которые получали сефардские евреи. Читались они в сефардской синагоге, и послушать их приходили немецкие евреи. Молодые выходцы из Португалии одевались в лучшие свои платья, опоясывались зелеными лентами, эмблемою Саббатая Цви, и так, танцуя под звуки барабанов и цимбал, ходили по городу. Мы надеялись, как надеется женщина: вот после целого дня страданий и после ночи ужасных мучений придет к ней избавление, счастливые роды принесут облегчение и радость. Но наступило утро, и в потугах великих она лишь испустила ветры. И то же случилось с нами, о Творец мира. Рабы Твои, сыновья Твои, где бы они ни жили, иссушили себя покаянием, извели молитвой и милостыни не жалели. Весь народ Израиля будто к великой радости готовился, но лишь испустил ветры. Некоторые (бедные!) продавали свое имущество и дома и со дня на день ждали избавления. Мой тесть, мир ему, который жил тогда в Гамельне, оставил нам дом, двор и все свое хозяйство и переехал в Гильдесгейм (до которого — Хильдесхайма — от Гамельна два шага и по тем-то временам), а к нам в Гамбург прислал он две большие бочки с холстом и всякими съестными припасами, потому что этот добрый человек попросту думал, что из Гамбурга поедут в святую страну. Так простояли эти бочки запакованными больше года.
Гликель Из-Гамельна
Фрагмент из дневника Гликель Из-Гамельна процитирован в переводе 3. Рубашёва, которой добавляет:
В Гамбурге христианские писатели охотно перепечатывали сенсационные вести с Востока, искажая их и дополняя. Интерес, оказываемый этим слухам христианским обществом, служил для евреев лучшим доказательством их подлинности. «Покаяние» и бичевание совершались ежедневно, но определенному регламенту, выработанному Натаном (Газати) и палестинскими каббалистами. После окончания всех предписанных истязаний «очищенные» часто проводили время в плясках и оргиях, нередко переступая пределы общественной нравственности. То же самое происходило и в Венеции, Ливорно, Авиньоне и городах Марокко.
К лету военное счастье вновь улыбнулось Мехмеду IV — Мехмеду Авджи. Крит наш! Очередь за Крымом, где хан, до сей поры исправный данник Мехмеда IV — между прочим, тоже Мехмед и тоже IV, — вступил в тайные сношения с императором, исконным врагом османов. Хватило и небольшого экспедиционного корпуса, чтобы одного хана заменить другим — хана Мехмеда ханом Гиреем. Дарданелльский замок сделался труднодоступен для широкой публики. Зато с половины августа к Мессии народу хлынуло, как из шлюза — столько скопилось их в Константинополе, вожделеющих мессианского царства.