Тайная жизнь пчел

Для начала мы поели. К тому времени я уже уяснила, что еда занимала одно из главных мест среди приоритетов Дочерей Марии. Когда мы закончили, день уже истек красным, и ночь утверждалась вокруг нас, охлаждая и окрашивая все вокруг в пурпурные и темно-синие цвета. Розалин вынесла блюдо с медовыми пирожками и поставила на один из столиков.

Августа знаком призвала нас встать вокруг этого столика. Программа Дня Марии набирала обороты.

— Это медовые пирожки Марии. Пирожки для Королевы Небес, — сказала Августа.

Она взяла в руку один из пирожков, отщипнула от него кусочек и поднесла Мабель, стоявшей с ней рядом. Августа сказала:

— Это плоть Святой Матери.

Мабель закрыла глаза и открыла рот, а Августа положила кусочек ей на язык.

Проглотив, Мабель проделала то же самое, что и Августа, — отщипнув кусочек, дала его следующему по кругу, которым оказался Нейл. Мабель, в которой, вместе с каблуками, не было и пяти футов, понадобилась бы лестница, чтобы добраться до рта Нейла. Нейл согнулся и широко открыл рот.

— Это плоть Матери, — сказала Мабель, засовывая пирожок внутрь.

Я ничего не знала о католической церкви, но была почему-то уверена, что Папа Римский, увидев такое, грохнулся бы в обморок. Но только не брат Джерадд. Он бы не стал терять время на обмороки, а сразу бы стал готовиться к обряду изгнания нечистой силы.

Что до меня, то я ни разу не видела, как взрослые люди друг друга кормят, и мне казалось, что я вот-вот расплачусь. Не знаю, что тут было такого, но этот круг кормления заставил меня почувствовать любовь ко всему миру.

Как это часто случается в жизни, кормить меня выпало именно Июне. Открыв рот, зажмурив глаза и ожидая плоть Матери, я услышала, как ухо мне щекочет шепот Июны: «Прости, что я была сурова с тобой, когда ты только здесь появилась». И сладость медового пирожка разлилась у меня во рту.

Я бы хотела, чтобы рядом со мной стоял Зак, и я бы тогда положила пирожок ему на язык и сказала: Надеюсь, это смягчит твое отношение к миру. Надеюсь, это поможет тебе почувствовать нежность.Но вместо Зака рядом со мной стояла Кресси, которая съела пирожок с закрытыми глазами.

Когда мы все были покормлены, Зак с Нейлом сходили в гостиную и вернулись, неся Нашу Леди в Оковах. За ними, волоча цепи, шел Отис. Они поставили Марию в красную тележку. Августа наклонилась ко мне:

— Мы собираемся инсценировать историю Нашей Леди в Оковах. Мы отвезем ее в медовый домик и закуем там на всю ночь.

Я подумала: Наша Леди проведет эту ночь в медовом домике. Вместе со мной.

Августа медленно толкала тележку через двор, а Зак с Нейлом поддерживали Нашу Леди руками. Хочу похвастаться, что гирлянда, обернутая вокруг тележки, была просто неотразима.

Июна несла свою виолончель, а у каждой из Дочерей в руке было по свече. Они пели: «Мария, звезда морей, Мария, ярчайшее солнце, Мария, медвяный нектар».

Мы с Розалин замыкали процессию, тоже неся по свече и пытаясь подпевать, хотя и не знали слов. Я прикрывала рукой пламя, чтобы его не задуло ветром.

Перед дверью медового домика Нейл и Зак вытащили статую из тележки и внесли ее внутрь. Сахарок подтолкнула Отиса локтем, и он подошел к ним и помог установить Марию между экстрактором и экранным баком.

— Хорошо, — сказала Августа. — Давайте приступим к последней части службы. Встаньте, пожалуйста, возле Нашей Леди полукругом.

Июна играла какую-то очень печальную мелодию, пока Августа с начала до конца пересказывала историю Черной Марии. Когда она дошла до той части, где рабы касались сердца Нашей Леди и та наполняла их бесстрашием и планами бегства, Июна прибавила громкость.

— Наша Леди стала столь могущественной, — сказала Августа, — что хозяину пришлось посадить ее под домашний арест, приковать ее в амбаре. Ее повергли и связали.

— Святая, святая Мать, — пробормотала Виолетта.

Нейл с Отисом взяли цепи и принялись обматывать ими Нашу Леди. Отис так размахивал цепями в тусклом свечном свете, что лишь чудом никого не зашиб.

Августа продолжила:

— Но всякий раз, как хозяин заковывал Марию в амбаре, она разрывала цепи и возвращалась к своему народу.

Августа замолчала. Она прошла вдоль нашего полукруга, остановившись возле каждого, позволив себе без спешки вглядеться в каждое лицо.

Затем она повысила голос:

— Все связанное — развяжется. Повергнутое — восстанет. Так обещала нам Наша Леди.

— Аминь, — сказал Отис.

Июна вновь заиграла. На этот раз, слава Богу, мелодия была повеселее. Я смотрела на Марию, с головы до ног обмотанную ржавой цепью.

Было похоже, что все погрузились в какую-то медитацию или во что-нибудь в том же роде. Все, кроме Зака, стояли с закрытыми глазами. Зак смотрел прямо на меня.

Я глядела на несчастную, закованную Марию. Видеть ее такой было невыносимо. «Это просто инсценировка, — сказала мне Августа чуть раньше. — Она поможет нам помнить. Память — это всё». И все же это повергало меня в уныние. Я ненавидела помнить.