Тайная жизнь пчел

— Посмотрите-ка, кто проснулся, — сказала Розалин.

На Июне были туфельки цвета лаванды с прелестными пуговками по бокам — ничего подобного я раньше не видела. Она сказала:

— Мы печем пирожки на День Марии. Самое время и тебе нам помочь. Разве Августа не говорила, что сегодня День Марии?

Я посмотрела на Августу.

— Нет, мэм, она мне не говорила.

Августа, на которой был Маин фартук с кружевными лямочками через плечи, вытерла об него руки и сказала:

— Боюсь, я забыла тебе рассказать. Мы отмечаем День Марии каждый август, пятнадцать лет подряд. Давай позавтракай и начинай нам помогать. Нам нужно столько всего сделать, что я не знаю, успеем ли.

Я насыпала в миску рисовых хрустиков и залила молоком, стараясь разгадать, о чем они беседуют в моей тарелке на своем хрустяще-потрескивающем языке. Как же мне теперь поговорить с Августой о жизненно важном, когда вокруг творится такое?

— Тысячу лет назад женщины делали то же самое, — сказала Августа. — Они пекли пирожки для Марии в день ее праздника.

Июна посмотрела на мое непонимающее лицо.

— Сегодня праздник Успения. Пятнадцатое августа. Только не говори, что ты никогда об этом не слышала.

Ах да, праздник Успения — брат Джерадд говорил о нем на каждой второй воскресной проповеди. Но больше я ничего об этом не знала. Я помотала головой.

— У нас в церкви Мария не особо приветствовалась.

Августа улыбнулась и обмакнула деревянный пестик в кадушку с медом, стоящую на столешнице возле электрической духовки. Смазывая медом пирожки с очередного противня, она подробно объяснила мне, почему Успение было — ни больше ни меньше — вознесением Марии на небеса. Мария умерла, а затем проснулась, и ангелы понесли ее к облакам.

— Именно Мая начала называть этот день Днем Марии, — сказала Июна.

— И этот день для нас больше чем просто Успение, — сказала Августа, перекладывая пирожки на проволочные подставки. — Это особое поминовение Нашей Леди в Оковах. Мы инсценируем ее историю. И еще мы возносим благодарность за урожай меда. Приходят Дочери Марии. Эти два дня — наши самые любимые за весь год.

— Это продолжается целых два дня?

— Мы начнем сегодня вечером и закончим завтра днем, — сказала Августа. — Поторопись со своими хлопьями, тебе еще делать ленты и гирлянды, развешивать рождественские фонарики, расставлять подсвечники, мыть тележку и вытаскивать цепи.

Я подумала: Похоже, тут все серьезно.Мыть тележку? Развешивать фонарики? Вытаскивать цепи? Цепи?

Одновременно с тем, как я положила в раковину свою миску, раздался стук в дверь.

— Если здесь не самый вкуснопахнущий дом в Тибуроне, то я — обезьяний дядюшка, — сказал Нейл, заходя на кухню.

— Ну, я полагаю, ты избавлен от подобного родства, — сказала Июна.

Она предложила ему медового пирога, но он замотал головой, чем тут же себя выдал — стало ясно, что он пришел неспроста. Нейл не отказывался от пищи. Никогда. Сейчас он стоял посреди кухни, переминаясь с ноги на ногу.

— И чего ты пришел? — спросила Июна. Он прочистил горло, потер свои бачки.

— Я… я пришел, надеясь с тобой поговорить. Это прозвучало столь натянуто, что Июна, сузив глаза, с минуту его изучала.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Все нормально. — Он сунул руки в карманы, затем вынул. — Я просто хочу с тобой поговорить.

Июна стояла и ждала.

— Ну, я слушаю, — сказала она.

— Я думал, мы съездим прокатиться. Она оглядела кухню.

— Если ты еще не заметил, Нейл, у меня по горло работы.

— Я вижу, но…

— Давай говори, в чем дело? — сказала Июна, начиная, по обыкновению, сердиться. — Что у тебя за неотложная важность?

Я посмотрела на Августу, которая, скривив рот на сторону, старалась выглядеть занятой. Розалин же, напротив, прекратила всякую видимость работы и переводила глаза с Июны на Нейла. Затем обратно на Июну.

— Черт, — сказал Нейл. — Я пришел сюда, собираясь в сотый раз просить тебя выйти за меня замуж.

Я уронила ложку в раковину. Августа отложила свой пестик. Июна открыла рот, но так ничего и не сказала. Все просто застыли на своих местах.

Давай же. Не упусти свою жизнь.

Дом скрипнул, как и подобает старому дому. Нейл посмотрел на дверь. Я почувствовала, как моя рубашка намокла под мышками. У меня возникло ощущение, похожее на то, когда в пятом классе учитель писал нам на доске какое-нибудь бессмысленное слово, вроде «длокирок», и у нас было две минуты, чтобы распутать его и узнать слово «крокодил», прежде чем учитель позвонит в колокольчик. Я всегда так старалась успеть, что меня бросало в пот. То же я чувствовала и теперь: словно бы Нейл мог выйти за дверь прежде, чем Июна успеет распутать ответ в своем сердце.

Розалин сказала:

— Ну, Июна, не стой просто так, открыв рот. Скажи уже что-нибудь.

Июна смотрела на Нейла, и в ее лице читалась борьба. Капитуляция, которую ей нужно было признать. И не только Нейлу — жизни в целом. Наконец из нее вырвался долгий выдох.

— Ладно, — сказала она. — Замуж — так замуж.