Тайная жизнь Мака

Вот уже второй раз за день у него состоялся разговор об отце. Определенно странно. После получения той открытки у него возникло ощущение, будто его отца никогда не существовало. Все его вещи исчезли без следа; во всяком случае, так он думал. Все его фотографии, хотя, не исключено, одна или две все-таки сохранились в подвале.

— Когда моему деду было семьдесят три, у него случился удар. Совершенно неожиданный. Он и думать не думал о том, чтобы отойти от дел, и казалось, этого никогда не случится. Он был полон сил и жизни. Но за одну-единственную ночь он превратился из управляющего в пациента, которому требовался круглосуточный уход.

— Ох, Нейт. Мне очень жаль. — Ее темно-синие глаза были полны сочувствия. А он продолжал, желая поскорее покончить с этим. — Моего отца никогда не интересовал «Гарденз». В чем, собственно, нет ничего необычного. Далеко не все горят желанием продолжать семейное дело. Я вполне могу понять это. Ему следовало бы нанять управляющего, но он взялся за него сам, причем бестолково и спустя рукава. Я еще учился в школе, но уже тогда знал о том, как управлять пансионом, больше него, просто потому, что много времени проводил в обществе деда.

— Ты по-настоящему любил его. Я в этом уверена, — сказала Бриони.

— Угу. Он проводил со мной много времени, со мной и Натали. Он серьезно относился к тому, что является нашим дедом. Быть может, потому что бабушка умерла через несколько лет после нашего рождения, — сказал Нейт. — Мой отец иногда отпускал замечания, что, дескать, дедушка был лучшим дедом, чем он — отцом. Я не понимал, что он имеет в виду, но никто из них не спешил просвещать меня на этот счет.

— Твоя мама была сильно расстроена, когда ты пришел к ней сегодня вечером?

Нейт ненадолго задумался.

— Не так, как я ожидал, если бы она заговорила об отце. Сразу после его ухода, стоило мне только заикнуться о нем, с нею начиналась истерика, так что я перестал даже пытаться. Бóльшую часть времени мы просто делали вид, будто его никогда не существовало. И сегодня, впервые за много лет, я вдруг понял, что она до сих пор тоскует о нем. Нет, я видел, что иногда она плачет над каким-нибудь фильмом, даже над рекламой по телевизору. Я видел, как она расстраивалась из-за тысячи самых разных вещей, например неудачной стрижки. Быть может, все это время она оплакивала моего отца, хотя бы отчасти.

— Эй, неудачная прическа — настоящая трагедия для женщины, — легонько поддела его Бриони, а потом добавила: — И ты полагаешь, что теперь, после того как она вспомнила о нем и его одеколоне, она захочет и дальше говорить о нем?

— Не уверен. Быть может, все вернется на круги своя. Не знаю. — Он внезапно почувствовал себя вымотанным до предела. — А как насчет твоей семьи? Какая она? — Ему нужно было отвлечься от собственных неурядиц.

— Моя семья. Начать с того, что моя семья состоит только из меня и моих родителей. Никаких братьев или сестер, — отозвалась Бриони. — В общем, пока я была маленькой, родители уделяли мне массу внимания. Мы много путешествовали: округ Вашингтон, Большой каньон, Диснейленд, несколько раз даже были в Европе.

— Звучит превосходно.

— Так оно и было, — согласилась она, но он понял, что все обстояло далеко не так благостно.

— Но? — подтолкнул он ее.

— Но. Гм. С моей стороны любые жалобы будут выглядеть черной неблагодарностью. Но я никогда не бывала на ночных посиделках у своих одноклассниц. Я никогда не ходила по домам, выпрашивая сладости, в Хэллоуин. Хотя нет, неправда. Я наряжалась и ходила с ними, когда была совсем еще ребенком, и они провожали меня до самых дверей. Потом мы возвращались домой, они рассматривали мою добычу и выдавали мне по конфете в день, пока они не заканчивались.

— По конфете в день? Мои иссякали еще до конца недели.

— Значит, тебе повезло, — заметила она. — Когда остальные дети стали сами ходить по домам в Хэллоуин, мои родители по-прежнему настаивали на том, чтобы сопровождать меня. Поэтому я заявила им, что меня это больше не интересует. Я не хотела, чтобы мои друзья видели, что папа и мама ждут меня на тротуаре возле каждого дома, словно я до сих пор оставалась несмышленышем.

— Сколько тебе тогда было? — поинтересовался Нейт.

— Кажется, когда мне исполнилось двенадцать, я предприняла последнюю попытку убедить их, что со мной ничего не случится, если я пойду с друзьями, но без взрослых, — ответила она. — Но мне не разрешили.

— Это уже слишком, — заметил Нейт.

— Безумие. Из-за этого я чувствовала себя… — Бриони не договорила.

— Кем?

Она вздохнула.

— В общем, у меня появилось такое чувство, будто со мной что-то не в порядке. Словно они видели, что я одна не справлюсь. Что я была не так умна или еще что-нибудь в этом роде, как другие дети.

— Когда они всего лишь хотели защитить тебя.

— Ага. И дозащищались до того, что я стала казаться себе совершенно беспомощной.

— Так вот почему ты взбунтовалась, когда я попытался помочь тебе с раной на ноге. Ты сказала, что не желаешь чувствовать себя беспомощной. Так вот, чтоб ты знала, ты вовсе не кажешься мне беспомощной.

Она коротко рассмеялась.