Пытки и казни инакомыслящих не были новым явлением в современной истории. Не были они новым явлением и в христианской истории, правда, при становлении христианства практика гонений и убийств была самой богатой. Репрессалии в прежние века получили юридическое обоснование; в XX веке юридический аспект под красный террор ввели и большевики своими декретами и положениями. Видать, не зря правосудие называют разменной монетой политики. Еще в 1578 г. некий испанский инквизитор заявил то, что в XX веке – слово в слово – могли бы произнести советские и нацистские каратели: «Мы должны помнить, что главная цель судебного процесса и казни не в том, чтобы спасти душу обвиняемого, а в том, чтобы добиться общественного блага и вселить страх в других».
Под юрисдикцию инквизиции попала различная
Там, куда проникала инквизиция, царили страх и паранойя, все – как было при большевиках с 1917 года в России; все – как началось с приходом Гитлера и его служб инквизиции – СС и гестапо.
Страшнее всего церковная инквизиция поработала на территории «старшей дочери Церкви» – во Франции, а также в Испании, Португалии и Германии. На территории этих и других стран мира сотни тысяч людей «стали жертвами спланированного и узаконенного церковью массового убийства». Под личиной христианского благочестия была возрождена древняя практика ритуального человеческого жертвоприношения. При этом всем известное аутодафе – наименование торжественного публичного процесса сожжения, для максимального скопления зрителей проводимого чаще в праздничные дни – означает всего лишь «auto de fe», то есть,
«Я бы сжег сотню невинных, если бы среди них был один виновный», – заявлял инквизитор Конрад Торс в 1233 году, сжигая всех без разбору.
Еретиками среди прочих были признаны члены зародившегося в начале XII века в землях Швейцарии и Верхнего Рейна общества братьев Свободного Духа, которые ратовали за переводы Библии на народные языки и диалекты. В 1212 г. более восьмидесяти братьев были сброшены в ров за городскими стенами Страсбурга и сожжены живьем. К слову: в XV веке к рядам этого живучего общества примкнул и великолепный инфернальный живописец голландец Иероним Босх. Его великого коллегу испанца Гойю церковь злобно поименовала «агентом потустороннего мира»; но эти слова можно было бы отнести и к Босху.
Инквизитор всей Германии, получивший неограниченную власть из рук папы римского в 1227 году Конрад Марбургский считал душевную и физическую пытки скорейшим путем к спасению.
Инквизитор Роберт Маленький в 1239 г. руководил сожжением 180 жертв одновременно. С упоением клинического пиромана еще долгое время он возводил костры по всей северной Франции.
Одним из самых ревностных и безжалостных инквизиторов был доминиканец и глава инквизиции города Тулузы Бернард Ги. Известно, что с 1308 по 1322 гг. он отправлял на костер в среднем по одному человеку в неделю. Он написал и издал первое руководство для инквизиторов. В соответствии с его руководством добросовестные инквизиторы в XX веке становились не менее добросовестными чекистами, и не менее преданными своему делу эсэсовцами. Ведь Бернард Ги досконально описал методологию ведения допросов, а еще указал на
Можно продолжить кощунственные сравнения. Есть основополагающая Книга христианства – Библия; была также библия коммунизма – «Коммунистический манифест»; библия нацизма – «Майн кампф». В этот ряд
Среди многочисленных еретиков, пострадавших от рук инквизиции, был профессор Пражского университета, а с 1401 г. декан философского факультета Ян Гус. Главное, что он потребовал от церкви, это чтобы владеющая 50 % всей земли в Богемском королевстве, она перераспределила свое церковное имущество. Его также возмущала торговля индульгенциями, по поводу чего спустя столетие станет гневно протестовать и «нацист Средневековья» Мартин Лютер. В 1415 г. на Констанцском соборе профессор Ян Гус был обвинен в ереси и сожжен на костре.
Ритуал с уничтожением намеченной жертвы выглядел более чем чудовищно. Куда уж тут эсесовским палачам до некоторых инквизиторов! Мало того, что казни проводились чаще всего в праздники при скоплении праздно шатающихся масс; так все обставлялось по максимуму театрально: из хвороста слагали высокий помост-сцену, чтоб всем видать издалека. После страшной и мучительной смертельной агонии сожженный труп полагалось расчленить, затем раздробить кости, затем остатки фрагментов тела и внутренности заново бросались в специально разожженный для этого костер. Этот немыслимо-жуткий заключительный обряд гарантировал, что после еретика не останется ничего, что могли бы сохранять в качестве мощей (фетишей) его тайные приверженцы. Ту же