Тайна желтых нарциссов

У Мильбурга от страха задрожали губы, и его лицо стало бледно-серым.

Сопровождаемый Линг-Чу, он покинул станцию Ватерлоо. Дорога на Бонд-стрит осталась страшным сном в его воспоминаниях. Он не привык ездить на автобусе. потому что постоянно заботился о личном комфорте и в этом отношении никогда не экономил. Линг-Чу. напротив, охотно ездил в автобусе и чувствовал себя там хорошо.

За все время пути они не обменялись ни одним словом. Мильбург приготовился к тому, чтобы отвечать Тарлингу, так как полагал, что китаец только послан сыщиком, чтобы привести его к себе. Но в квартире Тарлинг а не оказалось.

— Ну, мой милый друг, что вам угодно от меня? — спросил Мильбург. — Это правда, что я мистер Мильбург, но если вы утверждаете, что я якобы совершил убийство, то это — гнусная ложь!

К Мильбургу отчасти вернулась его обычная смелость. Сперва он ожидал, что Линг-Чу прямо доставит его в Скотланд-Ярд, и что там его арестуют. Тот факт, что его доставили к Тарлингу на квартиру» он объяснял тем, что его положение не настолько отчаянное, как он представлял себе. Линг-Чу снова повернулся лицом к Мильбургу, схватил его за кисть руки и повернул его приемом джиу-джитсу. Прежде, чем Мильбург мог понять, что случилось, он уже лежал ничком на полу, и Линг-Чу уперся ему коленом в спину. Он почувствовал, как нечто, похожее на петлю, обвивается вокруг кистей его рук, и потом ощутил пронизывающую боль, когда китаец сцепил наручники.

— Вставайте! — круто сказал Линг-Чу, и Мильбург почувствовал на себе изумительную силу китайца.

— Что вы хотите со мной сделать? — испуганно спросил он, стуча зубами от страха.

Вместо ответа Линг-Чу схватил его одной рукой, а другой открыл дверь и втолкнул в маленькое, скупо омеблированное помещение. Он толкнул его к железной кровати, стоявшей у стены так, что Мильбург тут же рухнул.

С изумительной уверенностью, можно сказать» даже основательностью ученого, китаец приступил к делу. Сперва он прикрепил длинную шелковую веревку к решетке над изголовьем, так что тот не мог двигаться, не рискуя задохнуться.

Линг-Чу после этого положил его на кровать, сиял наручники и привязал его руки и ноги к ножкам кровати.

— Что вы хотите со мной сделать? — жалобно заскулил Мильбург, но не получил никакого ответа.

Линг-Чу вытащил из своей блузы страшного вида нож, и Мильбург стал кричать. Он был вне себя от ужаса, но ему предстояло пережить еще более страшные вещи. Китаец заглушил его жалобный вой. бросив ему подушку на лицо. Потом он разрезал Мильбургу платье по пояс и удалил его.

— Если вы будете кричать. — спокойно сказал он, — то подумают, что я пою: китайцы не обладают мелодичными голосами, и люди уже часто приходили сюда наверх, когда я распевал китайские песни, так как предполагали, что кто-то зовет на помощь от ужасной боли.

— Этого вы не смеете делать! — тяжело дыша, прохрипел Мильбург. — Это вопреки закону. — Он сделал последнюю попытку спасти себя. — За это преступление вы попадете в тюрьму!

— Это меня весьма радует, — сказал Линг-Чу, — вся жизнь — тюрьма. Но вам наденут петлю на шею и вздернут на виселицу.

Он снял подушку со смертельно-бледного лица Мильбурга, так что тот мог видеть все движения китайца. Линг-Чу с большим удовлетворением осматривал свою работу.

Потом он подошел к маленькому стенному шкафчику и вынул оттуда маленькую коричневую бутылочку, которую он поставил рядом с кроватью. Он сам сел на кровать и стал разговаривать со своим пленником. Он плавно говорил по-английски, хотя делал от времени до времени маленькую паузу в поисках нехватающего слова. Иногда он употреблял выспренние н высокопарные слова. Иногда он становился немного педантичным. Он говорил медленно, с ударением на каждом слове.

— Вы не знаете китайцев. Вы не были в Китае и не жили там? Если я спрашиваю вас, жили ли вы там, я не хочу сказать, что вы несколько недель провели в одном из портовых городов, в хорошей гостинице. Ваш мистер Лайн поступил так, и он, понятно, ничего не имел от своего пребывания в Китае.

— Я ничего не знаю про мистера Лайна, — прервал его Мильбург, который почувствовал, что Линг-Чу каким-то образом ставил его в связь с дурным поведением этого человека.

— Хорошо, — сказал Линг-Чу и хлопнул себя плоским лезвием ножа по руке.

— Если бы вы жили в Китае, — я хочу сказать в настоящем Китае, — тогда бы вы, быть может, имели понятие о нашем народе и о наших особенностях. Общеизвестно, что китайцы не боятся ни смерти, ни боли, это, понятно, немного преувеличено, потому что я знал многих преступников, которые боялись и того, и другого.

На секунду его тонкие губы скривились в улыбку, как Будто он с удовольствием вспоминал об этих ужасных сценах. Но потом он снова сделался серьезным.

— С точки зрения европейца, мы все еще очень необразованны, но, по нашему собственному мнению, мы обладаем старой культурой, которая стоит гораздо выше культуры запада. Это я собираюсь втолковать вам.

Мильбург онемел от ужаса, когда Линг-Чу приставил к его груди острие своего ножа. Но китаец держал нож так легко, что Мильбург едва ощущал его прикосновение,