Тайна визиря Шимаса

Лжефранк снова ухмыльнулся, теперь постаравшись добавить чуточку доброты.

– Да куда ему. Он же хлипкий, ему и минуты против настоящего борца не выстоять. Вот он и не одобряет. Ничего, дядя, если тебя обидит кто, ты мне свистни… Слово Жака, приду и всех в капусту изрублю.

– Благодарю тебя, уважаемый, – поклонился кади, несколько уязвленный словами о том, что он «хлипкий» и что не выстоит против настоящего борца. Ведь некогда кади, тогда еще только ученик медресе, выступал на борцовских соревнованиях. А потому считал, что и посейчас его умения при нем.

– Да всегда с нашим удовольствием…

«А с каким бы удовольствием я тебя приложил!.. Жаль, что в диване драться нельзя…»

– А скажи нам, достойный Жак-бродяга, – заговорил первый советник, – чем занимаешься ты в нашем прекрасном городе?

«Ну наконец! Я уж думал, что он никогда не решится…»

– Учитель я. Учитель изящных искусств…

– Ты? – изумился молчавший до этого мгновения попечитель заведений призрения.

«Почему, о Аллах всесильный и всевидящий, почему – изящных искусств?! Почему я не сказал, что учу детей борьбе? Или что пеку хлеб? О мой язык… Воистину, от тебя мне больше неприятностей, чем от всех врагов мира…»

– Почему это тебя так удивило, старичок?

«Какое все же удовольствие иногда говорить гадости вслух и знать, что наказания не последует… Никакого и никогда».

– Ну, – замялся уважаемый Ахматулла, – ты такой крупный, сильный, красивый…

«Эге, дядя… Да ты, похоже, вовсе не женщин любишь… Должно быть, права была молва, давно твердившая о твоих странных похождениях».

– Спасибо тебе, старичок, на добром слове. Да, я учу изящному искусству. Ибо у нас дома умелое обращение с оружием давно считается высоким искусством. Я же некогда был подмастерьем у кузнеца, я знаю характер каждого клинка, его особенности. И потому, простите мне такую похвальбу, уважаемые, смело называю себя учителем изящных искусств.

Он увидел, что изумление на их лицах сменилось облегчением. Да, высокое искусство обращения с оружием прекрасно соответствовало их недобрым намерениям.

– Ты учитель… Это замечательно! Братья, это воистину более чем прекрасно. Ибо теперь мы сможем почтенного Жака ввести в диван как человека ученого, как наставника молодых! Нам вовсе не нужно говорить, чему именно он учит детей. Он просто учитель…

– Постой, уважаемый Саддам. Наш достойный собеседник еще ни на что не согласился. А ты уже решаешь, как будешь лгать высокому собранию, – остановил его первый советник вполголоса.

Кади умолк, да и за столом повисла неловкая пауза.

«О, я болтливый ишак! Неужели я действительно проиграл?»

И он попытался встать из-за стола.

– Спасибо за добрые слова, уважаемые. Пойду я… А ты, дядя, не забудь, что Жак-бродяга всегда готов защитить тебя…

Заговорщики переглянулись, кади кивнул, а лжефранк понял, что выиграл.

Макама девятая

– Присядь, уважаемый! Наша беседа только начинается. Мы хотим предложить тебе дело более чем ответственное. Но сначала я назовусь. Я первый советник дивана, Хазим.

– Ты?

– Но почему тебя столь сильно это удивило, юноша?

– Да потому, что первый советник дивана – сильный как слон, смелый как лев и бесстрашный как львица. Я не верю тебе!

– Спасибо за такие слова – но я действительно первый советник дивана и уже более двух десятков лет неустанно пекусь о благе своей державы, помогая ей расти и расцветать.

– Ну, тогда прости мне мои глупые слова, уважаемый… Я думал, что советники дивана – люди суровые и сильные, как конунги… Не зря же они так успешно противостоят этому хлипкому дурачку, который недавно взошел на престол…

«Прости мне, мой добрый друг, эти слова. Я молю Аллаха всесильного, чтобы ты никогда не узнал о том, что сейчас затевается…»

Он увидел, как изменились лица его собеседников – если раньше они были настороженными, даже замкнутыми, то сейчас, он готов был спорить на что угодно, первый советник мысленно поблагодарил Аллаха милосердного.

– Потише, уважаемый Жак. Наш правитель, да, молод, но народ его уважает…

– Ты первый советник дивана, да? Тогда тебе надо бы взять своих лазутчиков да и уволить их всех. А еще лучше – утопить в ближайшем арыке…

– Почему? – Удивление на лице советника было неподдельным.

– Да потому, что они врут тебе! Врут и не краснеют. Думаю, за свое вранье они получают более чем щедрую мзду от тех, кому выгодно, чтобы ты так думал.

На лице первого советника столь быстро менялись чувства, что он даже залюбовался. И еще он сейчас думал о том, что же будет, если настоящие лазутчики, которых немало и у халифа, донесут ему, что видели пятерых советников дивана в компании со здоровенным иноземцем.

«Должно быть, он решит, что дяденьки собираются бежать… И теперь подыскивают себе хлебные места. О Аллах, жаль, что на самом деле все не так!»

– Так, значит, народ не любит молодого халифа?

– Прости душевно, почтеннейший, – он чуть поклонился, – за весь народ я отвечать не могу. Знаю лишь, что мне и моим друзьям он просто противен… Знаю я и то, что мои приятели отдали бы не одну сотню золотых, чтобы он вовсе никогда не становился халифом.